Призрак Томаса Кемпе. Чтоб не распалось время

Лайвли Пенелопа

Она соскользнула с качелей, зацепилась джинсами за железный выступ, рванула и побежала к дому, наверх, к себе.

Два часа спустя после долгих угрызений совести она снова вышла в сад и стала искать Мартина. Когда очнешься после наплыва эмоций, чувствуешь себя так же, как после резкого спада температуры: полное опустошение и обиду — за что такое досталось? — а в данном случае Мария к тому же ясно ощущала собственную вину, как если бы сама навлекла на себя болезнь. (Ну, например, объелась чего-то жирного и запретного). Ведь в сущности она была

невредная. И по-честному очередь Мартина давно уже наступила. И вот, терзаясь и раскаиваясь, она, съежившись, притаилась у дыры в изгороди и ждала, пока он не появится в саду. Кот с чем-то неприятным из помойки сидел под кустом и рассуждал о людях, которые плохо обращаются со своими друзьями.

Мартин пришел только перед обедом, с мокрыми волосами, прямо с пляжа.

— Прости меня, — взмолилась Мария.

— За что?

И когда он это сказал, искренне желая знать, Мария вдруг поняла: для Мартина, привыкшего к калейдоскопу эмоций большой семьи, такой всплеск чувств, как пару часов назад, это ни то ни се. Он переварил его вместе с последней едой.

— Я нагрубила тебе и не дала покачаться.

— Ничего, — весело отозвался Мартин. — Я потом покачался. Здорово, да?

— Супер, — ответила Мария.

И они качались по очереди, по пять минут, пока не пришло время обеда.

После обеда Мария пошла с Люкасами на пляж. Миссис Фостер всегда с удовольствием (хотя и с легким чувством вины) принимала предложения миссис Люкас взять с собой Марию — тогда ведь ей самой уже не нужно было идти на пляж, и она могла уединиться и спокойно посидеть за аппликацией.

— Это очень любезно со стороны миссис Люкас.

— Вовсе нет, — задумчиво возразила Мария.

Мама раскрыла глаза от изумления.

— Я хочу сказать, это, конечно, очень мило… Но у них столько детей — одним больше, одним меньше, она и не заметит. И когда я с ними, Мартин не дерется с Шарлоттой и Элизабет. Поэтому с нашей стороны это тоже очень любезно.

— О-о… — не нашлась миссис Фостер.

И потом:

— Да, понимаю.

Она в замешательстве посмотрела на Марию, та покраснела и пошла искать свой купальник.

Погода стояла душная. Казалось, небо опустилось и нависло над головой слоем оловянных облаков под цвет скал, так что пляж, поля и город стиснуло между пластами серого моря, неба и скал. Оторвавшись от осколков голубого лейаса, стелившихся ковром по пляжу, в котором они искали окаменелости, Мария поглядела вверх и сказала:

— Я чувствую себя аммонитом.

— Кем?

— Зажатой в сумрачности.

— Просто сейчас пойдет дождь — вот и все, — благоразумно определил Мартин.

— Знаешь, со мной недавно такое случилось, — начала Мария.

Если ты собираешься сообщить нечто важное, безмолвие воодушевляет.

— Мы шли, — продолжала она, обращаясь к спине Мартина, — по тропе между скал на той стороне города и спустились в лощину, ну, знаешь, там, где были обвалы, и у меня возникло такое странное чувство…

Она на мгновение замолчала,

и так как спина Мартина не выражала ни одобрения, ни осуждения, Мария продолжала:

— И вдруг мне показалось — все движется, как, знаешь, когда расставишь руки и закружишься, а потом резко остановишься. А до этого я услышала, как тявкает собачонка, только никакой собачонки там не было, я, по крайней мере, ее не видела, и другие тоже — они даже и не слышали. А это была та самая собачонка, которую я все время слышу у нас в саду, я в этом уверена.

— Я никогда не слышал, — отрезал Мартин. — Какая еще собачонка?

Он сел на корточки у груды камней и принялся их переворачивать.

— Просто собачонка, — запинаясь сказала Мария.

И качели я слышала до того, как мы их нашли, хотела добавить она, но не добавила, а вместо этого вдруг спросила:

— А там случались обвалы, где мы вчера гуляли?

— Наверно, — ответил Мартин.

Он расколол камень надвое и отбросил его в сторону.

— Мне кажется, — произнесла Мария. — Мне кажется, я как раз попала в такой обвал, который был очень давно. Я слышала, как он шел.

— Не глупи, — остановил ее Мартин.

Он встал с корточек и посмотрел на серые вершины Черного Монаха.

— А при обвале могут погибнуть люди?

— Естественно.

— Дети…

— Не исключено.

Он побрел назад через заросли утесника.

— Наверное, Хэриет… — произнесла Мария, но Мартин был уже далеко и не слышал; она поплелась за ним и обратилась к окаменелости, которую держала в руке (маленькой Gryphaea, ставшей тенью за сорок с лишним миллионов лет). — Я так много думала о Хэриет, что иногда мне кажется, что я — это она. Вот как сегодня на качелях: я взлетала — все выше, выше, — сказала она окаменелости, — и вдруг почувствовала, как перевоплощаюсь; на мне длинная юбка и толстые трикотажные чулки, длинные волосы, совсем не такие, как у меня. Я превратилась в Хэриет.

— Пойдем, там поищем, — предложил Мартин.

— Пойдем, — сказала Мария. — Вроде неплохое место.

Но место оказалось не таким уж хорошим — они нашли лишь пустую банку из-под кока-колы и обломки пластмассы.

— И здесь уже расковыряли, — с раздражением сказал Мартин. — Это все тот, с отбойным молотком. Жаль, у нас такого нет. Теперь он всегда будет у нас все перехватывать. Если только мы не найдем места, куда он не доберется. — Он оглянулся на утесы, на скользкие, катящиеся вниз каменные водопады голубого лейаса.

— Только не туда! — с тревогой воскликнула Мария, глядя наверх.

— Почему?

— Это опасно.

— Не понимаю. Я там вчера кого-то видел. Ничего страшного, просто нужно быть поосторожнее.

— Все равно, не хочется, — не унималась Мария. — Мне плохо, когда я высоко залезаю.

— Тогда я сам полезу, — небрежно бросил Мартин. — Вдруг я найду там Dapedius.

На землю упали первые крупные капли дождя. Снизу, с пляжа, доносились выкрики миссис Люкас, собиравшей детей.