Призрак в Сети. Мемуары величайшего хакера
Шрифт:
Потом я набрал де Пэйну. Поскольку все звонки из телефонных камер прослушиваются, я мог сказать немного.
«А, слушаю!» – сонно пробурчал де Пэйн. По калифорнийскому времени было около часа ночи – наступало утро 15 февраля 1995 года.
«Вызов оплачивает принимающая сторона, – сказала телефонистка. – Вызывающий абонент, назовите ваше имя».
«Кевин».
«Принимающий абонент, вы готовы оплатить вызов?»
«Ага», – ответил де Пэйн.
«Меня этой ночью арестовало ФБР. Я в тюрьме города Рейли, штат Северная Каролина. Просто решил, что должен тебе об этом сказать», – сказал я моему товарищу-заговорщику.
Конечно, мне не пришлось добавлять, что ему необходимо снова срочно избавиться от всех улик.
На следующее утро
Меня просто ошеломил битком набитый гудящий зал суда, где не было ни единого свободного места. Казалось, все собравшиеся вооружились либо фотоаппаратом, либо репортерским блокнотом. Такое журналистское шоу. Можно было подумать, что федералы поймали Мануэля Норьегу [175] .
175
Мануэль Норьега (род. 1934 г.) – офицер панамской Национальной гвардии, впоследствии президент Панамы, участник государственного переворота 1968 года. Отбывает длительное тюремное заключение за терроризм, торговлю наркотиками и политические убийства .
Вдруг я увидел человека, который стоял на видном месте в этом зале. Его я никогда раньше не встречал лично, но узнал мгновенно. Это был Тсутому Шимомура. Возможно, ФБР никогда бы меня не схватило, если бы Шимомура не разъярился из-за того, что мне удалось прорваться на его серверы, все оттуда стащить, а потом смыться, не оставив следов.
Он на меня пристально уставился.
С ним была его девушка. Они одарили меня немигающим взором, особенно девушка. Джон Маркофф тоже здесь. Он записывает что-то в блокнот.
Слушание длилось всего несколько минут. Судья-магистрат вынес решение – содержание меня под стражей без права освобождения под залог.
Эта мысль просто непереносима: я возвращаюсь в одиночную камеру.
Пока меня выводили из зала в наручниках, я прошел мимо Шимми. Он победил. Честно и справедливо. Я кивнул ему и сделал жест, как будто снял шляпу: «Отлично сработано», сказал я.
Шимми кивнул мне в ответ.
Я выхожу из здания суда в цепях и слышу сверху крики: «Эй, Кев!» Смотрю вверх: на балконе столпилась сотня папарацци. Все они наставляют на меня фотоаппараты, щелчки и вспышки не прекращаются. «О Боже , – подумал я, – все зашло гораздо дальше, чем казалось». Никак не могу прийти в себя. Как же можно было раздуть из моего дела такую историю?
Разумеется, я не увидел статью Маркоффа, когда она только была опубликована. Однако этот материал, появившийся на следующий день в New York Times , который был длиннее опуса Маркоффа, напечатанного в этой газете в День независимости 1994 года, – наверняка закрепил в общественном сознании образ Усамы Бен Митника. Маркофф цитировал Кента Уолкера, помощника федерального прокурора из Сан-Франциско. Уолкер сказал, в частности: «[Митник] явно был самым разыскиваемым компьютерным хакером в мире. Есть основания считать, что он заполучил доступ к коммерческим тайнам стоимостью в миллиарды долларов. Он представлял очень большую угрозу».
Когда 4 июля вышла первая статья Маркоффа, меня разыскивали только за нарушение предписаний условно-досрочного освобождения, но эта история оставила у читателей такое впечатление, словно я суперзлодей, который угрожает каждому американцу. Теперь репортаж Маркоффа разжег настоящий пожар по поводу меня во всех остальных СМИ. Обо мне говорили в Dateline, Good Morning America и Бог знает в каких еще крупных телепередачах. Мое фото пестрело по всем новостям на протяжении трех дней.
В
АРЕСТОВАН САМЫЙ РАЗЫСКИВАЕМЫЙ ХАКЕР В АМЕРИКЕ
Новости от моего судебного представителя в Рейли поступали нерадостные. Меня обвиняли в 23 эпизодах незаконного использования денежных средств. 21 эпизод был связан со звонками, сделанными с моего сотового телефона, клонированного на чей-то другой номер. Еще два обвинения связали с обладанием информацией, в частности, пары «электронный серийный номер устройства/телефонный номер», которая могла применяться для такого клонирования устройств. Максимальный возможный приговор составлял 20 лет тюремного заключения за каждый звонок. Понимаете, по 20 лет за звонок !!! В наихудшем случае я рисковал загреметь в тюрьму на 460 лет.
Разумеется, все складывалось кисло, ведь 460 лет – это вам не фунт изюму. Мне никак не удавалось смириться с мыслью о том, что придется провести в тюрьме остаток жизни и у меня не будет шанса прожить жизнь хорошо и с пользой, к тому же не будет возможности провести краткие драгоценные минуты с мамой и бабушкой. Все просто хотели упечь меня в тюрьму за клонирование мобильных номеров (по федеральному законодательству, электронные серийные номера устройств считались конфиденциальной информацией). Кроме того, я действительно нарушил предписания моего условно-досрочного освобождения, наложенные на меня в 1989 году: я взломал голосовую почту Даррелла Сантоса, специалиста службы безопасности Pacific Bell, чтобы заполучить информацию по делу Teltec. Я общался с компьютерными хакерами. Однако 460 лет за эти злодеяния? Они что, уже успели поймать всех военных преступников?
Мне нравилась идея о том, что я мог бы тратить деньги с новой кредитной карточки каждый день и они бы у меня никогда не закончились.
Разумеется, федералы также обнаружили у меня на компьютере клиентскую базу компании Netcom, где более 20 000 номеров кредитных карт, но я даже не пытался пользоваться этими номерами. Ни один государственный обвинитель никогда не смог бы привлечь меня к ответственности по такому делу. Должен признаться, мне нравилась идея о том, что я мог бы тратить деньги с новой кредитной карточки каждый день и они бы у меня никогда не закончились. Однако я никогда не пытался делать другим людям долги. Это было бы нечестно. Моим трофеем была сама копия клиентской базы данных Netcom. Неужели это так сложно понять? Хакеры и геймеры понимают это инстинктивно. Все, кому нравится играть в шахматы, понимают, что в игре достаточно просто победить соперника. Совсем не требуется опустошать его королевство или захватывать добро, чтобы потом сделать из него деньги.
Меня всегда удивлял тот факт, что мои тюремщики не могли прочувствовать то глубокое удовлетворение, которое доставляет состязание с сильным соперником. Иногда мне не удавалось избавиться от мысли, что мои мотивы представлялись им настолько непостижимыми именно потому, что они сами мечтали завладеть всеми этими электронными счетами, но не могли.
Даже Маркофф в своей статье для New York Times признавал, что я определенно действовал не ради наживы. Масштабы того, что я натворил, якобы описывало предложенное читателям утверждение Кента Уолкера о том, что я «предположительно имел доступ к коммерческим тайнам стоимостью в миллиарды долларов». Поскольку я никогда не пользовался этой информацией, ее стоимость была мне безразлична. В чем же заключалась моя вина? В том, что я «предположительно имел доступ»?