Призрак в Сети. Мемуары величайшего хакера

Саймон Вильям Л.

...

«С февраля 1995 года Митник содержится под стражей в порядке досудебного разбирательства, не имея права на слушание о залоге. Его обвиняют в предположительном захвате компьютерных программ стоимостью миллионы долларов. Однако компании, которые делают такие заявления, до сих пор не подкрепили чем-либо свои претензии, не сообщили об убытках акционерам, хотя это предписывает закон. Эксперты по компьютерным и юридическим вопросам, как правило, соглашаются, что здесь вряд ли имеет место какой-либо реальный ущерб и столь высокие цифры предполагают, что все файлы и связанные с ними исследования безвозвратно

утеряны. На самом деле об ущербе такого масштаба никто не сообщал. Митник же остается в заключении, как если бы подобный ущерб имел место».

Мои сторонники добивались от властей уважения к конституционному праву на презумпцию невиновности и честного суда в разумные сроки.

Насколько я мог судить, члены движения «Свободу Кевину» во всех этих городах по всему миру совсем не считали, что с меня следует снять все обвинения и я должен выйти из тюрьмы безнаказанно. Однако они возражали против явной несправедливости, которая пронизывает весь процесс: против отказа в слушании о залоге, против незаконного обыска и захвата улик, против ограниченного доступа адвоката к найденным уликам, против отказа суда оплачивать работу моего адвоката, назначенного судом, и, конечно, против заявлений о миллионных убытках, вызванных обычным копированием исходного кода.

Когда людям становилось ясно, что происходит, движение росло. Пресса писала об этих протестах. Люди наклеивали стикеры «Свободу Кевину» на бамперы автомобилей и магазинные витрины. Были даже такие, кто разгуливал в майках «Свободу Кевину» и носил такие бейджики.

Пока шли протесты против действий суда, я выглядывал на улицу только через узенькое окошко моей камеры и как-то раз заметил самолет, который нес огромный баннер «Свободу Кевину». Даже ущипнул себя. Поверить не мог, что такое возможно.

За истекшие четыре года мне пришлось иметь дело с журналистами-клеветниками, непонимающими судьями, предвзятыми маршалами, друзьями-интриганами и жадными до наживы киношниками, раздувавшими пламя мифа о Кевине Митнике ради собственной выгоды. Однако мысли о том, что люди смогут наконец-то разобраться в том, что происходит, значительно меня успокаивали.

Поддержка друзей и вправду так воодушевляла, что я нашел в себе силы собраться и приготовиться к схватке. В тюремной юридической библиотеке я нашел информацию о недавнем деле и его исходе. Это убедило меня, что и я смогу избавиться от наиболее серьезных обвинений.

Когда я сказал адвокату Дональду Рэндольфу, что обнаружил юридический прецедент, который поможет все изменить, он ответил: «Кевин, давай лучше я буду этим заниматься. Я здесь адвокат». Когда же я показал ему дело, он просто рот открыл от удивления.

В 1992 году некий Ричард Чубинский, агент Службы по внутреннему налогообложению, заполучил доступ к компьютерам этой организации, чтобы просмотреть налоговые декларации различных известных политиков, звезд шоу-бизнеса и правительственных чиновников. Он сделал это из любопытства. Как и меня, его обвинили в компьютерном и телекоммуникационном мошенничестве и осудили в декабре 1995 года. Он получил по своему делу полгода тюрьмы, но успешно подал на него апелляцию. Федеральный апелляционный суд признал, что Чубинский, как и я, совершенно не собирался ни разглашать добытую информацию, ни использовать ее каким-либо еще вредоносным образом. Он сделал это просто из любопытства. Апелляция была удовлетворена, обвинения сняты, в тюрьму Чубинский так и не попал.

Я думал, что, располагая таким четким юридическим прецедентом, мы сможем побить аргументацию властей. Я говорил защитнику, что хочу предъявить это в суде. Предлагал такую стратегию:

я признаюсь во взломе, но указываю, что не виновен в компьютерном или телекоммуникационном мошенничестве, так как, как и Чубински, все это делал лишь из собственного любопытства.

Рэндольф согласился, что дело Чубинского – отличный юридический прецедент для моего процесса, но существовала и более крупная проблема. Рэндольф слегка колебался, прежде чем изложил мне ее. Я видел, как он пытается быть тактичным. Казалось, что сейчас он вынужден озвучить что-то такое, что до сих пор оставалось недосказанным.

Несколько недель один из государственных обвинителей убеждал моего адвоката, чтобы я согласился пойти на сделку со следствием. В последнее время он даже перешел на откровенные ультиматумы: если я не соглашусь признать свою вину и уладить дело таким образом, то власти протащат меня через все круги уголовного ада. Если они проиграют в одной инстанции, то перебросят меня в следующую, а если победят, то дадут мне максимально суровый приговор. Для них уже не играло роли, есть ли у них основания для обвинений, они просто собирались держать меня за решеткой без всякого залога.

Я был готов бороться, однако мой адвокат Рэндольф очень вежливо сказал мне: «Парень, лучше бы тебе пойти на сделку со следствием».

Потом он добавил: «Если мы пойдем на суд, тебе придется давать показания. Тогда и начнется перекрестный допрос по всем другим вещам…»

...

Я был готов бороться, однако мой адвокат Рэндольф очень вежливо сказал мне: «Парень, лучше бы тебе пойти на сделку со следствием».

Под другими вещами понимались те самые разные истории о моих хакерских похождениях, которые ходили в обществе, например, о том, что я якобы взломал ЦРУ, ФБР и даже Командование воздушно-космической обороны. Не говоря уже о многих таких вещах, которые я совершал , но в которых меня пока не обвиняли: манипуляции с коммутаторами телефонных компаний по всей Америке, получение информации из калифорнийской службы регистрации транспортных средств, прослушивание телефонных разговоров информатора ФБР, получение голосовой почты специалистов службы безопасности Pacific Bell и многое, многое другое.

Я понимал, куда клонит Рэндольф. Если бы прокурор устроил мне перекрестный допрос, то я навлек бы на себя обвинения по другим эпизодам, так как, если бы я решился давать показания, сторона обвинения могла задать мне любые вопросы о моей хакерской деятельности. Я же не хотел во все это впутываться.

Итак, я заключил с судом сделку, но на более выгодных условиях, чем предусматривал первый компромисс, предложенный мне почти три года назад.

Согласно предписаниям моего условно-досрочного освобождения, я на три года лишался права пользоваться любыми электронными устройствами без предварительного разрешения моего инспектора-наблюдателя: компьютером, сотовым телефоном, факсом, пейджером, текстовым редактором и т. д. Кроме того, я не имел права пользоваться компьютером и через посредника. Власти не позволяли мне даже забронировать авиабилет по Интернету, если у меня не будет на это предварительного разрешения. Как же, по их мнению, мне нужно было искать работу? Мне также не разрешалось работать консультантом в любой сфере, связанной с компьютерами. Слишком, слишком много условий. Это освобождение давалось мне безумно дорогой ценой. Некоторые ограничения были столь широки, что я боялся, как бы не нарушить их нечаянно.