Призрак в зеркале
Шрифт:
— Это меня и беспокоит, — улыбнулся я её просвещённости. — Особенно тот, кто на шесть позиций сзади.
— И как его имя? — ловкачка прошла почти до конца, балансируя над самой сеткой.
— Не скажу, а то ваши побьют! — я испугался, что она сейчас кувырнётся на ту сторону и провалится в уложенные одна на другую покрышки, будто в колодец. Без посторонней помощи её оттуда точно будет не выковырнуть.
— А на ушко? — почти бегом вернулась она. — Ловите! — и прыгнула.
«Так ведь и пальцы вышибить можно, — от неожиданности подумал я, поймав её, — или запястья…». Впрочем, на поверку девичий вес представлял ещё меньшую угрозу моим суставам, чем казалось с виду.
— Так кто он? — уже поставленная на
— Некто Фриц Лайквуд, — тихонько сказал я, — любимец местной публики под номером «тридцать один».
— Ясно, — шепнула она. — Сделай этого фашиста! — и неожиданно чмокнула меня прямо в губы…
Её рот четверть часа назад касался стаканчика, вытащенного из урны, а ещё до того (что значительно хуже!) посасывал сигарету с марихуаной. Хотя… Сигарета вполне могла быть и обыкновенной, просто табак ароматизированный. Я вообще тут мало чего понимаю, поскольку не курю, запрещённые вещества — подавно. А микробы на бумажном ободке угрожали нам обоим не больше, чем тому, кто воспользовался одноразовой посудой непосредственно перед. Отчего ж тогда в голове зашумело, будто я опрокинул в себя виски объёмом, превосходящим употреблённый пьяницей Куртом?.. Перед завтрашней гонкой!.. Может оттого, что на её губах чувствовался вкус жизни?..
— Он не фашист! — мягко отстранил я девушку. — Не разбрасывайся такими словами.
В гонках, как на рыцарских турнирах. Разве шлемы прочнее и легче, в роли доспехов огнеупорные комбинезоны, и под седалищем не породистый скакун, а целая конная армия лошадиных сил. И так же, как сломанным копьём, может пробить забрало рычагом подвески, в одно мгновение превратив потеху в трагедию. Вот только вместо прекрасных дам сердца — спонсоры и боссы топ-команд. Почему б не исправить несоответствие? Лучше рискнуть во имя прелестной незнакомки, чем шефа, для которого выиграет «его машина», а облажаешься ты сам. Правда, на моём шлеме отсутствует султан, куда привязать какую-нибудь из её фенечек. Но придумал кое-что получше.
Показалось, целая толпа осуждающе забарабанила пальцами в стекло. Но это всего лишь с нарастающей частотой ударили капли по листьям. Долгожданный дождь, как водится, зарядил внезапно.
Мы припустили вверх к развилке. А потоки со всей округи щедро устремились нам навстречу. Мои «парадные» туфли походили на баржи, которые то топили, то поднимали со дна полные воды и грязи. Её же в минуту отмывшиеся и побелевшие ноги напоминали юрких рыбок, спешащих к речному истоку.
Преодолев бурлящий подъём, мы зашлёпали по главной аллее сквозь строй жёлтых призраков. Расплывшиеся в мокрой пелене фонари в светящихся ореолах смахивали на гигантские леденцы на палочке. А ближе к концу, будто их начальник, наблюдающий из укрытия между деревьев — поджидала просторная апельсинного цвета палатка, сквозь которую светили фонариком. Вжикнула расстёгиваемая молния.
— Лу! Мы тебя потеряли! Где ты застряла? — донеслось из-под приподнятого полога. — Давайте сюда! У нас есть чем погреться…
— Слыхал? — потянула она меня за мокрый рукав. — Нас приглашают.
— Как-нибудь в другой раз, — выдал я общепринятый синоним слова «никогда».
Мы снова чмокнулись, и она, махнув мне рукой, нырнула в полупрозрачный желтеющий кокон, внутри которого наблюдалось оживлённое шевеление.
— Может, завтра!.. — не уверен, что мой крик был расслышан через барабанную дробь капель о нейлон.
И я захлюпал дальше к уже виднеющемуся мосту на сторону паддока. Ливень стихал. Намокшие листья приклеились к мостовой, будто марки к письму, которое не один раз обогнуло свет, а незадачливый филателист так и не смог их отпарить от конверта. Посланье не дошло, и адрес стёрся…
По законам «взрослого» жанра, наше знакомство должно было кончиться страстной любовной сценой, а не коротеньким
Ночь накануне
Добравшись до номера, я стянул с себя всю мокрую одежду (то есть абсолютно всю), кое-как побросав на стул — утором она точно не понадобится. И, поставив будильник, зарылся в одеяло с надеждой отключиться хотя б через час. Не дай Бог приснится авария! Почему-то в сновидениях они пугают больше, чем наяву. Может оттого, что видишь их в одиночестве и не с кем разделить горе и ужас — трибуны там отчего-то всегда пусты. Или из-за отсутствия брони цинизма, не пролезающей в бессознательное. Курт провёл массированную «артподготовку», увеличивающую вероятность подобного просмотра. И всё-таки в моём случае любой ночной кошмар предпочтительней бессонницы.
Звонок раздался, когда я давно закрыл глаза и мысли уже начали слипаться в вязкий бесформенный комок. Включив лампу и нашарив трубку, я, ещё до того как на том конце провода заговорили, по одному дыханию понял, кто спугнул мне и без того неважный сон:
— Здравствуй, мам! — попытался изобразить радость я. — Нормально. Откуда у тебя этот телефон? — существование которого сам только что заметил.
— Твой менеджер, — (бывший), — подсказал, где разузнать, — возможно, такова была изощрённая месть за то, что даже не вспомнил о нём, когда его услуги чудесным образом вновь могли оказаться полезны. — Видела тебя в новостях, — в её голосе также не чувствовалось особого счастья. — Ты что? Подписал новый контракт и теперь будешь гоняться на этих ужасных овалах? Как вспомню того чернокожего паренька!.. Про него сегодня тоже много говорили. И показывали….
— Всего на один этап, — слово «пока» я не стал прибавлять. Теперь и мне оно виделось мало чем подкреплённым. На месте шефа его бы произнёс любой. В таких отношениях вес имеет только бумага, подписанная, желательно, паркеровским золотым пером.
— Я очень волнуюсь.
— Перестань! Скучная европейская трасса.
— Во сколько за тебя скрещивать пальцы?
Перед койкой Боба собрались установить телевизор с большим экраном. Во время трансляции миссис и мисс Мэврик — типичная негритянская мамаша с дочкой-сестрицей — обещали держать его за руки. А у дверей палаты непременно будут дежурить настырные журналисты в ожидании сенсации. Какой вульгарный цинизм!
— Когда ты проснёшься, уже станут известны результаты. Сама понимаешь, временная разница… Если захочешь, в повторе посмотришь.
— Хорошо. Удачи тебе! Отец привет передаёт… И братья… Знай, мы все тебя очень любим!..
Чёрт возьми!.. Звучит, как «прощай».
— Я тоже вас всех-всех люблю!.. Целую!..
Она гордилась мной, когда я, вместо того чтобы злоупотреблять спиртным и баловаться наркотиками, как делало большинство моих сверстников — старшеклассников, а потом студентов — не забывая примерно учиться, стал уделять внимание физической форме, приносить домой кубки. А спустя годы, должно быть, испытывала облегчение, когда я не проходил квалификации, что пусть и не добавляло гордости, зато дарило спокойную ночь с субботы на воскресение. Интересно, не пришла она ещё к мысли, что выпивка и травка всё-таки были б предпочтительней для её ребёнка?