Призрак замка Тракстон-Холл
Шрифт:
Юные, полные жизни девицы визжали, вскидывая ножки. Дойл стал пунцовым, сердце его бешено колотилось. Он старался не смотреть на сцену. Уайльд склонился к нему и сжал его колено.
– Это не смертельно, Артур, – прошептал он. – Откинься свободно в кресле и думай об империи.
– Говорят, танцовщицы «Мулен Руж» выступают вовсе без нижнего белья, – пробормотал Джеймс Мэтью.
– Верно, сам видел, и не раз. Впрочем, – вяло улыбнулся Уайльд, – с этого места мы дадим Парижу сто очков вперед. А если вы будете так напряженно всматриваться, разглядите Кент.
Последняя капля
– Погоди, Артур, – поддразнил он, – нельзя прерывать лечение.
Теперь Конан Дойл не сводил глаз с беззастенчиво демонстрируемой женской плоти, вцепившись в подлокотники кресла мертвой хваткой.
Девушки покидали сцену под крики «браво!», притопывание башмаков и одобрительные возгласы.
Воцарилась тишина. Затем голос из-за кулис возвестил о появлении конферансье:
– Достопочтенный мистер Генри Первис.
К публике вышел дряхлый старичок в потертом вечернем костюме. Первис состоял при должности театрального менеджера с самого основания мюзик-холла и куда более вверенного ему заведения нуждался в реставрации.
Блуждающие лучи прожекторов сошлись наконец на одинокой фигурке.
– Дамы и господа, – объявил конферансье низким голосом, неожиданным при его щуплой комплекции, – мюзик-холл Гатти дарит вам редкостную возможность познакомиться с уникальной личностью. Дэниел Данглас Хьюм – величайший медиум всех времен. Способности мистера Хьюма наблюдали выдающиеся ученые и признали их совершенно необыкновенными.
Между тем сверху спустили декорации, изображавшие чудесные деяния Дэниела Дангласа Хьюма. На одной из них нарядно одетый человек в образе Гамлета разглядывал череп Йорика в своих руках и словно пытался проникнуть в тайну смерти. На трех других холстах были нарисованы следующие сцены: над головой Хьюма во время спиритического сеанса светится призрачное женское лицо; под стеклянным колпаком появляется рука, звонящая в колокольчик, а рядом стоит Хьюм, сжимающий виски; и наконец, самое поразительное – медиум в присутствии изумленных наблюдателей поднимается в воздух на несколько футов от пола.
– Кто этот малый? – спросил Конан Дойл.
– Твой соотечественник, – прошептал Уайльд, – хотя вырос в Коннектикуте. Говорит складно, пикантно разбавляя американский акцент шотландскими гласными.
– О боги, фокусник, – угрюмо буркнул Джеймс Мэтью Барри, – терпеть их не могу!
– Дамы и господа, – голос конферансье достиг наивысшего накала, – приготовьтесь к шоку. Я хочу представить вам чудо Америки, Лондона и всего мира – Дэниела Дангласа Хьюма!
Лучи прожекторов скользнули в сторону и высветили высокого человека, появившегося из-за кулис. Публика разом выдохнула, не смея нарушить тишину аплодисментами. Под тревожные звуки виолончелей одинокая фигура двинулась вперед. У Хьюма были пышные усы, каштановые кудри ниспадали на ворот рубашки и обрамляли его благородный лоб. На медиуме были серые брюки из саржи, красное жабо струилось меж фалд черного бархатного фрака, а кружевной платок в правой руке придавал ему щегольской вид. Прокатившийся по рядам взволнованный шепот показывал, как притягателен он для женской половины
– Приветствую моих британских собратьев, – произнес он с чистым выговором северянина. – Меня зовут Дэниел Данглас Хьюм, и я приготовил для вас…
– Полетай! – загорланил горожанин с дешевого места галерки. – Давай, янки, а мы поглядим!
Хьюм невозмутимо поднял руку, призывая к тишине, и продолжил:
– Неблизкий путь в вашу чудесную страну утомил меня, так что будьте снисходительны к старику. – Его губы расплылись в обаятельной улыбке. – Вы увидите несколько чудес, результат которых зависит от благосклонности потусторонних сил.
– Взлетай! – снова выкрикнули из зала. – Посмотрим, какой ты… – Грубиян осекся и ухнул, получив решительный тычок между лопаток.
Хьюм склонил голову с благодарной улыбкой.
– Сегодня я… – он умолк, громко кашлянул, но вовремя поднес платок к губам и, с трудом преодолев новый приступ, как ни в чем не бывало снова заговорил: –…буду двигать предметы в пространстве одной силой мысли.
Зрители оживились.
– Но позвольте вначале поприветствовать великого человека. – Он повернулся к Конан Дойлу и его товарищам (прожектор последовал за его жестом). – А вернее, троих, почтивших нас своим присутствием. Среди нас сегодня виднейшие писатели Лондона: Оскар Уайльд, Артур Конан Дойл и Джеймс Мэтью Барри. Добро пожаловать, джентльмены!
Публика разразилась бурными овациями. Оскар Уайльд легко поднялся и кивнул в знак приветствия. Джеймс Мэтью Барри встал с места, не сделавшись при этом выше, и вежливо раскланялся. Энтузиазм тут же сник, когда настала очередь Конан Дойла. Гул неодобрения и шушуканье прокатились по залу. Слухи о кончине Шерлока Холмса преследовали писателя, как злой рок. Он быстро кивнул и сел.
– Для первого номера мне потребуется помощь из зала, – обратился к публике Хьюм.
От желающих не было отбоя. Выбор пал на симпатичную девушку, сидящую неподалеку от Конан Дойла.
– Барышня, не найдется ли у вас золотой гинеи?
Та смущенно потупилась, отрицательно покачав головой.
– Сразу видно, что он нездешний, – пробормотал Конан Дойл, обращаясь к спутникам. – Откуда у такой девицы, продавщицы судя по наряду, возьмется в кошельке золотая гинея.
– Держу пари, он уже припрятал монету в рукаве, – прошептал Барри. – Сейчас оставит всех в дураках.
– Простите мое вмешательство, мистер Хьюм, – заговорил Уайльд, поднявшись, – но у меня есть кое-что для молодой леди.
Луч прожектора упал на него. Уайльд извлек из кармана нечто сверкающее, похожее на большую монету.
– Во время обучения в Тринити-колледже меня наградили золотой медалью Беркли за успехи в древнегреческом языке. Она мне очень дорога, и притом другой такой нет во всей Англии. – Уайльд насмешливо глянул на Барри. – И, как справедливо заметил мой друг, ее не так-то просто подменить, словно обычную монету.
– Отличная идея, мистер Уайльд, – широко улыбнулся Хьюм. – Я признателен вам и мистеру Барри. Медаль идеально подойдет и вернется к вам в целости и сохранности.