Призрак

Панова Ольга Евгеньевна

Свернув направо, внедорожник направился к центральной «площади» деревни. Здесь стоял продовольственный магазин, тут же ларек с выпивкой и табаком. Чуть поодаль – колодец с питьевой водой, ну а посередине – старенький клуб. Раньше тут проводили партсобрания, крутили кинофильмы и отмечали свадьбы под гармонь.

Разрушенная церковь стояла на пригорке сразу за клубом. Именно она привлекла внимание друзей.

Дело в том, что задняя часть стены была сделана из старого красного кирпича. А часть купола – покрыта свежей краской,

да и окна были из современного пластика. Это говорило о том, что церковь восстанавливали. Но вся передняя часть здания обгорела. По всей видимости, в новой церкви совсем недавно случился пожар.

Марк вышел из машины.

– Пойду, воды куплю, а заодно узнаю, где можно остановиться.

Позади машины толпились мальчишки, босоногие, в рваных штанах и футболках. У тех, кто поменьше, кроме шорт вообще ничего не было надето. Поманив одного из них пальцем, Анна поинтересовалась:

– Давно церковь сгорела?

– Да уж, наверное, недели с две, – ответил мальчонка, вытирая сопли тыльной стороной ладони.

– Сама загорелась или поджег кто?

– Конечно, подожгли. Все знают, – и он оглянулся на своих друзей.

В толпе послышался гогот. Каждый старался выделиться из толпы. Показать себя.

– Тетенька, – крикнул совсем маленький мальчик, – а у вас настоящие волосы? Или крашеные?

– Настоящие. А подскажите мне, судари, где здесь можно остановиться? Кто впустит к себе в дом на ночлег?

– Знамо кто, – ответил старшой, – Михалыч. Он живет на отшибе.

На эту фразу все дети разом встрепенулись. Кое-кто даже попробовал возразить, но так и не решился. Испугался грозного глаза старшого.

– Спасибо, ребятки.

В ответ лишь раздался нехороший гогот старшого. Остальные его робко поддержали. Анна перевела свой взгляд на мальчика, который стоял рядом с ней у машины. Он лишь едва заметно покачал головой.

– Не ездите туда…

– Эй, ты! Че встал? Пошел оттуда, – старшой грубо оттолкнул его от джипа, – нечего с ней базарить. Пускай катятся. Городские, – и он смачно сплюнул на землю, – ненавижу вас!

– До чего жестоки бывают дети, – прошептала Анна и отвернулась от окна.

Марк скоро вернулся. В руках он держал прохладную «Обуховскую» воду. Дима спросил его первый:

– Есть новости?

Пока Дима медленно направил машину в сторону дома Михалыча, Марк откупорил бутылку и сделал пару глотков. Вода приятно освежала.

– Будешь? – передавая бутылку Анне, он ответил на вопрос: – Не густо. Местная продавщица оказалась не шибко разговорчивой. На меня совсем не смотрела, отвечала неохотно, на все вопросы раздраженно закатывала глаза, короче – демонстрировала неприязнь.

– Похоже, они все тут нас недолюбливают.

– Люди чувствами живут, а не логикой, – отозвалась Анна, закрывая бутылку пластиковой крышкой. – Нужно зацепить их за сердце. Правда, дело это кропотливое, но достижимое.

На

дороге бродили пятнистые куры. Высокий красавец петух вытянул шею и громко прокукарекал.

Дом Михалыча был покрашен зеленой краской. Резные ставни, в окнах – цветы в горшках. Перед домом – колодец с железным ведром. Через невысокий забор был виден ухоженный огород и сад. На завалинке сушились валенки и берестовые корзинки.

На первый взгляд ничего необычного. Дом как дом.

Марк вышел из машины и направился к калитке. Никакого звонка или колотушки. Пришлось войти на территорию дома без разрешения. На крыльце также отсутствовал звонок. Марк заглянул за дом. Ни души.

Тогда он поднялся по ступенькам вверх и постучал в окно. В доме раздался тихий шум. Затем колыхнулась занавеска, и в окне показалось лицо старика. Через секунду оно исчезло, но входная дверь тут же с грохотом распахнулась.

Хозяин оказался высоким старцем лет семидесяти с жилистыми руками и морщинистым лицом. Его голубые глаза светились добротой, которую тот тщательно скрывал, насупив брови.

– Вы Михалыч?

– Да, я.

– В деревне сказали, что у вас можно остановиться на некоторое время. Пустите на постой?

Седовласый мужчина внимательно оглядел Марка. Заглянув за его спину, заметил черный джип и усмехнулся.

– Городские? И что за черт дернул вас в такую глушь? Ладно, входи, пока я добрый. Разберемся. А твои товарищи пускай пока снаружи подождут.

В просторных сенях было темно. Под потолком тянулись нити с сушеными грибами и пряной травой. На стенах висели авоська, веник, зимний полушубок, лукошко и рыбацкие сети. На полу стоял короб с лущеным орехом.

Вторая дверь вела из сеней в избу.

– Вам, наверно, не понять склад ума деревенских? Поясню, чтоб стало ясно. Сени существуют для того, чтобы зимой все тепло не уходило сразу на мороз. Не было перепада температур. Остужать избу – расточительство. Дров не хватит топить без конца.

В избе было светло. На деревянном полу лежали вязанные крючком полосатые дорожки, на стенах были поклеены простенькие обои, под крашеным потолком висел абажур. Беленая известью печь стояла по центру. Тут же находилась и кухня: добротный стол у окна, пара скамеек. На цветной клеенке – крынка молока и каравай белого хлеба.

– у меня в доме всего две комнаты. Да больше мне и не надо. Теперь, как стал один, так кроме печи и подавно ничего не нужно.

Михалыч прошел вперед, в первую комнату. В отличие от кухни, здесь было не так светло. Северная сторона все-таки. Здесь висел огромный ковер на всю стену, стояла железная кровать в углу, стол, на котором располагался допотопный телевизор и шкаф у дверей.

Вторая комната была намного меньше. Первое, что бросилось в глаза, был красный гроб с покойником в центре комнаты. Две табуретки поддерживали его на весу.