Призраки Бреслау
Шрифт:
– Да. Однажды он пришел ко мне с собакой…
– Как – с собакой?
– Пошел выгуливать пса и зарулил ко мне. Пес лежал у койки, а мы – в койке…
– Уж надеюсь, собака лежала отдельно от вас… А к тебе не ходил толстяк по имени Юлиус? На шее у него противная экзема.
– Мои клиенты не представляются… А толстяка с экземой я не помню… Нет… Не было такого. Я бы его не приняла.
– Требовательная из тебя дама, Китти. – Мок поднялся с места и подошел к окну. – А меня бы приняла?
За окном любовников-неудачников допрашивал уже сам Мюльхаус. Над трупом склонился Лазариус. Мюльхаус спросил о чем-то Смолора, и тот опять указал
Словно разглядев за занавеской Мока, комиссар быстро двинулся к правому крылу здания.
– Только прикажите, герр Мок. – Китти кокетливо улыбнулась. Мок с болью подумал, что когда-то эта красивая женщина в покосившемся парике была маленькой девочкой, которую кто-то ласкал и целовал. – Как предпочитаете, голышом или в костюме каком? У меня еще есть древнеримский наряд. И белье всякое. Тоже для клиентов…
Мок молчал. В голове у него так и грохотало: «В костюме, в костюме…»
– Послушай, Кэте, – Мок назвал девушку ее настоящим именем, – давненько я у вас не бывал. Сюда, оказывается, и гомосеки забредают. И про костюмы я ничего не знал… Кто их выдумал? Ваш новый шеф?
– Да, герр Нагель.
– А Август тоже устраивает для клиентов маскарад?
– Редко. – Кэте зло усмехнулась. – Но некоторые настаивают.
– А кого Август изображает?
Девушка задумалась.
– Гладиатора, фабричного рабочего. Да мало ли кого… Чаще всего гладиатора… Как-то один пьяный вопил на всю округу… – И Кэте заорала нетрезвым голосом: – Хочу гладиатора!
Мок верил в подсказки интуиции, в автоматизм мышления, столь модный последнее время в искусстве авангарда, придавал большое значение цепочкам ассоциаций, даже самых странных, был убежден, что последовательность представлений может нести в себе нечто пророческое. Манифесты Дюшана [26] не казались ему извращенными фантазиями дегенерата. Мок никогда не отмахивался от полицейских суеверий и предчувствий. Вот и теперь вопрос, кого изображает Август, ему подсказала интуиция. Закрыв глаза, Мок принялся копаться в памяти. Пусто. Жажда. Похмелье. Усталость. Бессонная ночь. Кэте, изображая пьяного, кричит: «Хочу гладиатора!» Дама в кабинете тоже бубнила заплетающимся языком: «Хочу кучера! Немедля! Подать его сюда!» Звуки фокстрота. Все это было несколько дней тому назад, когда он пил джин и обнимал фордансерку за тоненькую талию. «Венгерский король». Это там молодой кельнер, помогая нести Рютгарда к машине, объяснял Моку: «Наш директор, герр Билковский, запрещает нанимать извозчиков. Лошади пачкают тротуар перед гостиницей». А дама кричала: «Хочу кучера!» «Сию минуточку, милостивая государыня», – отвечал кельнер…
26
Марсель Дюшан (1887–1968) – французский художник и теоретик искусства. В 1912 г. ввел в употребление термин «реди-мейд» (англ.«готовое изделие»), то есть взятое наобум изделие массового производства, выставленное в качестве произведения искусства. Его «Фонтан», например, состоял из водруженного на табуретку велосипедного колеса, полки для бутылок и писсуара. Работы Дюшана оказали огромное влияние на такие течения в искусстве, как сюрреализм и, позднее, концептуализм.
– Скажи-ка, Кэте, – Мок почуял след, – а кучером Август не переодевается? Или матросом?
Девица отрицательно покачала головой
Бреслау, четверг, 4 сентября 1919 года, шесть утра
В дверях гостиницы Мок столкнулся с Мюльхаусом. Новый шеф комиссии убийств крепко взял Мока под руку и потихоньку повлек к месту обнаружения тела. Второй рукой Мюльхаус теребил бороду.
Веселое щебетание птиц предвещало жаркий день. Над платанами поднялось желтое колесо солнца.
– Пройдемся, Мок. Любите утренние прогулки по парку?
– Только если на деревьях не развешаны трупы.
– Настроение у вас, вижу, хорошее. Этакий юмор висельника. – Мюльхаус вынул изо рта трубку и сплюнул в кусты коричневой слюной. – Скажите, мы имеем дело с серийным убийцей?
– Я не знаток теории криминалистики, если она вообще существует. И уж подавно мне неведомо, как наука определяет серийное убийство…
– А если обойтись без науки?
– Полагаю, да.
– У жертв серийных убийств всегда есть что-то общее. Во-первых, убийца всегда оставляет трупы в таких местах, где их наверняка обнаружат. Тела матросов у плотины, труп, висящий на дереве в излюбленном месте прогулок… А во-вторых, что общего у убитых «врагом Мока», как все уже называют преступника?
– Кто это «все»?
– Пока только сотрудники полицайпрезидиума. А скоро его так будут именовать газеты. Сначала в Бреслау, потом по всей Германии. Хотя мы действуем втайне, утечек информации в прессу избежать не удастся. Всех ведь не запугаешь, как эту служаночку и ее возлюбленного. Вы прославитесь…
– Какой вы мне задали вопрос?
Моку хотелось залепить Мюльхаусу пощечину, как давеча Августу, и со всех ног броситься туда, где сутенеры предлагают услуги мужских проституток, переодетых матросами. А тут изволь топтаться на одном месте, вдыхая запах подкопченного табака «Бадиа». У Мока даже зуд пошел по пальцам и по спине. Чешись не чешись – не поможет. Такая почесуха навещала Мока довольно часто, и он никак не мог подобрать для нее подходящее определение. И вот сегодня нужное слово нашлось. Моку вдруг вспомнился фрагмент из Тита Ливия, где было прилагательное impotens,означавшее «бессильное бешенство».
– Я спросил вас, что общего у убитых «врагом Мока»?
– Само прозвище преступника уже дает ответ на ваш вопрос. Зачем вы спрашиваете о том, что нам давно известно?
– Я бы мог ответить вам сакраментальным «здесь задаю вопросы я», но не буду. Лучше поиграю в Сократа, а вы уж сами дойдите до правды…
– Извините, у меня нет времени, – отмахнулся Мок и быстрым решительным шагом направился прочь от Мюльхауса.
– Стоять! – крикнул Мюльхаус. – Это приказ!
Мок подчинился, но не сразу. Свернув к пруду, он опустился на колени и зачерпнул пригоршню воды.
– Времени у вас нет? С этой секунды времени у вас масса. В комиссии нравов работы поменьше. У меня вы больше не работаете. Возвращайтесь к Ильсхаймеру.
– Почему?
По лицу Мока стекали струйки воды. Фигура Мюльхауса двоилась и троилась у него перед глазами. Эберхард попробовал представить себе свою будущую карьеру в комиссии нравов. Да бисексуал Ильсхаймер просто попрет своего разоблачителя в три шеи со службы за пьянство, разгильдяйство и халатность!