Призраки Дарвина
Шрифт:
Я видел, как адмирал Пибоди привел мою жену в зал. Они остановились перед собравшимися, и он представил их одного за другим. Кэм казалась спокойной, расслабленной, она была единственной женщиной в комнате, кокетничала, шутила. Я почувствовал прилив ревности, но она посмотрела в мою сторону, догадавшись, где я, а затем подарила мне легкий взмах руки и одними губами произнесла: «Доверься мне, все будет хорошо». Потом снова повернулась к какому-то гладенькому тупице с серебристыми волосами и в круглых очечках, наверняка это какой-нибудь представитель консультативного совета Национального университета обороны или какой-то еще ерунды.
Кэм и Пибоди некоторое время стояли, болтая с другими зрителями, пока свет не погас. Собравшиеся заняли свои места бок о бок, выжидающе глядя на подиум, где яркий луч света возвестил о прибытии Эрнеста Дауни — эффектное появление обеспечил Гадкий
— Друзья мои, — обратился к зрительному залу Дауни, — мы собрались, чтобы отпраздновать прорыв для всего мира. Благодаря вашей поддержке и организациям, которые вы представляете, мы собираемся отправиться в увлекательное путешествие, которое станет настоящей революцией в вопросах того, как мы понимаем и воспроизводим наши тела и нашу историю, как мы практикуем биомедицину, какую избираем военную тактику, помогая избежать потенциального апокалипсиса. Расшифровка визуальных воспоминаний, встроенных в нашу генетическую структуру, позволит нам восстановить прошлое, очевидно потерянное навсегда, с огромными коммерческими преимуществами, а также возымеет эффект и для нашей национальной безопасности. Вы были достаточно откровенны, чтобы в свое время признать, что все еще испытываете скептицизм в отношении этого предприятия. Сегодня эти давние сомнения развеются.
Меня поразило, насколько невозмутимо и рационально звучали слова Дауни. Дикое безумие нашего трансконтинентального ночного перелета, казалось, иссякло, истощив мои несчастные уши. Да, я был ошеломлен и, несмотря на заверения Кэм, опасался, что именно со мной будут делать во время предстоящих экспериментов, но сейчас не мог не погрузиться в безмятежный водоворот его аргументов, убежденности, с которой он произносил свою речь. Я посмотрел на лицо жены, чтобы убедиться, что она так же загипнотизирована, но ее левая нога нервно постукивала по полу, верный признак того, что мысли витают в другом месте. О чем она могла думать? Что замышляла? Какую стратегию выстраивала?
— Вы все знаете, — продолжил Дауни, — что операция «Блуждающая память» возникла по причине личной трагедии. Я не хочу огорчать вас и себя воспоминаниями об этих печальных обстоятельствах. Я не собираюсь выставлять изображения моей девочки до и после нападения монстра Крао. Но вам действительно нужно увидеть фотографии других жертв этой эпидемии из прошлого, вторжения чужаков в жизни невинных людей.
По сигналу Дауни Гадкий Стив отложил журнал и нажал какую-то кнопку. На гигантском экране появилась фотография мальчика-мулата в баскетбольной форме, с восторженными глазами поднимавшего школьный кубок.
— Джедедайя Грант, — произнес Дауни. — В тринадцать лет.
Он снова подал сигнал, и Гадкий Стив вывел на экран еще одну фотографию со слишком знакомыми контурами: тело все еще принадлежало мальчику, которого мы видели ранее, но на круглое лицо наложилось лицо африканского карлика, глаза весело блестели, черные, как смола, скошенные зубы выступали вперед, когда он ухмылялся в камеру.
— Джедедайя Грант, здесь ему пятнадцать, — прокомментировал Дауни. — В него вторгся Ота Бенга, африканский пигмей, которого в тысяча девятьсот четвертом году обманом вывез на ярмарку в Сент-Луисе миссионер и предприниматель. Его фотографировала Джесси Тарбокс Билс, а два года спустя его выставили в клетке для обезьян в зоопарке Бронкса вместе с орангутангом. Он пустил себе пулю в сердце в тысяча девятьсот шестнадцатом году, когда, брошенный импресарио, наживавшимися на его шоу, не смог купить билет до Конго. Почему Джедедайя? Нас интересует его родословная, конечно. Со стороны матери он прямой потомок американской журналистки и фотографа Джесси Тарбокс Билс. Со стороны отца все немного сложнее. Заместителем директора зоопарка Бронкса, виновным в злоключениях пигмеев, был Мэдисон Грант, человек, позже известный тем, что написал расистский трактат, вдохновивший Адольфа Гитлера: он предупреждал об угрозе для нордической расы от низших форм человечества. Якобы умер бездетным. Неправда. По иронии судьбы у него родился сын от негритянской стриптизерши, и этот сын был дедушкой нашего героя. К тому времени, когда я получил эту информацию из Пентагона, Джедедайя застрелился. Жаль. От мертвецов нам пользы нет.
Дауни поднял палец, и Гадкий Стив тоже занес палец и на что-то нажал; снова засветился экран, сначала на нем появилось изображение белой девушки в светлом платье, а затем та же девушка с огромной слоновьей головой на плечах.
— Мэри Филдинг, — сообщил Дауни, — праправнучка Адама Форпо, циркового импресарио, который
Дауни замолчал, чтобы публика переварила сказанное.
Я увидел, что адмирал наклонился к Кэм и что-то прошептал ей на ухо. Она не ответила — повернулась, чтобы посмотреть туда, откуда, по ее предположению, я наблюдал за происходящим, должно быть догадавшись, что мне отчаянно нужно хоть какое-то утешение. Она кивнула мне, улыбаясь, а затем позволила своей улыбке растаять, как только перевела глаза на Дауни. Если бы взглядом можно было убить…
— Возможность эпидемии библейских масштабов, друзья мои, сделала еще более настоятельной необходимость найти живой, дышащий, яркий образец, того, кто мог бы осветить наш поиск, так сказать недостающее звено. Некоторое время назад мы узнали, что такой объект существует, более того, это гражданин Америки.
Гадкий Стив повиновался очередному сигналу, и на этот раз на фото был я, на том самом фото, которое я прикрепил над столом, чтобы напомнить себе, как я невинно выглядел до того, как пришел мой посетитель, этот снимок был сделан незадолго до моего четырнадцатого дня рождения. Было что-то непристойное в том, что меня демонстрировали аудитории, состоявшей из незнакомцев, что они копались в моей личной жизни и лишали меня анонимности, на защиту которой я потратил столько часов. Я хотел протянуть руку через клавиатуру и нажать другую кнопку, но большая туша Гадкого разуверила меня в успехе мероприятия, а он между тем нажал кнопку еще раз, и вот уже Виггинс дышал мне в шею. Кэм приподнялась, словно вставая между этими разинувшими рты мужчинами и образом мальчика, которого любила так сильно, что вернулась спасти, — но, должно быть, передумала и рухнула на место. Она сдалась и теперь понимает, что мы проиграли, стали такими же беспомощными, как Генри и его товарищи в том огромном зале в Берлине, пока Вирхов вещал о своих измерениях и теориях?
— Гражданин Америки, — продолжал Дауни с явным удовлетворением, — что дает нам преимущество перед нашими глобальными соперниками, хотя у русских и китайцев в любом случае меньше шансов выиграть эту гонку из-за отсутствия человеческих зоопарков и универсальных выставок, модных в свое время в более цивилизованных странах. Завербовать столь ценный кадр оказалось довольно сложно из-за полной изоляции, в которой он жил, скрытый от глаз и камер. Несмотря на вежливые попытки уговорить его покончить с этим отшельничеством через сближение с женой, которая сама является многообещающим молодым исследователем пересечения ДНК и зрительной памяти, никаких признаков готовности к сотрудничеству не последовало. Чтобы оправдать использование более агрессивных средств убеждения, нам требовались неоспоримые физические доказательства того, что он действительно поражен этой заразой. К счастью, он совершил ошибку, поехав за границу, где нашим агентам удалось несколько дней назад, преследуя добычу на другом конце земного шара, сделать пару ужасных и точных фотографий. Маэстро!
— А то! — присвистнул Гадкий Стивен Хэнсон, решительно нажимая кнопку, когда Дауни махнул рукой в воздухе, как фокусник, и внезапно на экране появились фотографии, сделанные в том баре в Пунта-Аренас. Я пропустил объяснение Дауни, кто я такой, и пересказ моей генеалогии от Пети и Хагенбеков, потому что Виггинс прошипел:
— Теперь ваша очередь блистать.
Он кивнул на прощание Хэнсону и провел меня из будки киномеханика по коридору за кулисы. Я слышал, как гудит голос Дауни, а затем Виггинс осторожно подтолкнул меня вперед, указав на занавеску, которую уже приоткрыла моя старая знакомая Нордстрем. И я вышел на сцену.