Призраки прошлого
Шрифт:
— Эй, проснись, приехали, — потряс меня за плечо Лифшиц. — Пошли. Врачей надо уговорить, чтобы тебя пустили. А то, знаешь, они зорко следят, чтобы поклонники не лезли.
Я поплёлся за ним, проходя мимо зеркала, увидел свою небритую, помятую физиономию, воспалённые, красные глаза и усмехнулся. Я стал похож на бомжа, ночующего в загаженном подземном переходе. Лифшиц подошёл к стойке администратора и что-то быстро стал объяснять девушке в белом халате. Она перевела взгляд на меня, скривилась и лишь через мгновение пренебрежительно изрекла:
— Пусть проходит.
Милана
— Милана, прости меня, пожалуйста, — произнёс я тихо, даже не надеясь, что она услышит.
Она взглянула на меня и отвернулась.
— Уходи. Ненавижу, — глухо буркнула она.
Я бросил пакет у двери, приблизившись, и обнял её, целуя в волосы, щёку. Она попыталась отстраниться, вырваться, но сил не хватило.
— Ты мерзавец, как ты мог мне такое сказать?! — с дрожью в голосе сказала она. — Как ты мог выдумать подобную чушь?!
— Я не выдумывал! — не выдержал я. — Мне сказал… мне сказали об этом. Зачем мне это придумывать?
— Кто тебе мог сказать эту глупость? Это бред! Я … я не могу иметь детей. На съёмках я упала с лошади, мне сделали операцию и больше не могу… Понимаешь?
Я замер, никак не мог представить, что Верхоланцев все выдумал. Зачем?! Неужели он так ревнует?
— Милана, твой муж мне это сказал, — обречённо пробормотал я. — На яхте. После того, как тебя Вахид поздравил. Клянусь тебе. Верхоланцев был сильно пьян, но не настолько же.
Она развернулась ко мне и взглянула пристально в глаза. Я видел, как она мучительно пытается осознать мои слова. Поверить в них.
— Почему ты такой небритый, лохматый? — вдруг спросила она.
Её лицо словно посветлело, я ощутил, что Лед между нами стал таять, у меня есть шанс. Я взял стул, сел рядом и весело сказала:
— В тюряге был. Только выпустили утром. Под залог.
— Почему? — с чуть заметной улыбкой спросила она. — Что ты натворил?
— Угрожал администратору гостиницы револьвером. Дверь в твой номер выбил.
— Так это ты меня спас? А как ты понял, что мне плохо?
Я помолчал, собираясь с мыслями, вздохнув, ответил:
— Мне безумно хреново было на душе, я напился до чёртиков, а потом явился призрак Северцева и сказал, что ты умираешь. Я бросился тебя спасать, но понятия не имел, где ты живёшь. Повезло, что подвёз местный житель, хотя пришлось администраторшу попугать. Пойми, Милана, я не хотел тебе это говорить. Меня переклинило. Выпил стакан сока и вдруг приступ страшной головной боли, затрещала башка, словно ведро первача выпил. Все перед глазами перекосилось, навалилось раздражение, злость, ненависть ко всему миру. Потом это все исчезло, но слишком поздно.
— Знаешь, я чувствовала нечто похожее, — проговорила Милана отрешённо. — Мне стало так невыносимо одиноко, тоскливо, показалось, весь мир от меня отвернулся. Душу заполнила кромешная тьма, я подумала — никому не нужна, совсем никому, — добавила она, на глазах задрожали слезинки.
Я наклонился над ней, обнял, ткнулся носом, как кутёнок.
— Прости меня, — глухо сказал я.
Я
— Милана, я точно знаю, тебя кое-кто хочет убить. И он уже сделал две попытки, — твердо сказал я. — Поверь мне, это не пустые угрозы.
Она пригладила мои взлохмаченные волосы, провела по небритой щеке, печально улыбнувшись.
— И что ты все придумываешь, дурачок.
Я нежно поцеловал её руку, с туго забинтованным запястьем, прикасаясь осторожно губами.
— Все, посещение закончено, — послышался из дверей окрик медсестры.
Я вытащил из пакета большого плюшевого пса и положил Милане на кровать.
— Вот, он будет тебя охранять, пока меня нет, — сказал я, подмигнув.
Милана зарылась лицом в мохнатую шерсть, подняла на меня глаза и по-детски счастливо улыбнулась, щеки порозовели, исчезла горестная морщинка у носа.
— Я тебя люблю, малыш, — сказал я, пятясь к двери.
— Я тебя тоже.
Я спустился по ступенькам вниз, ощущая, что жизнь опять стала прекрасна и удивительна. Я готов свернуть горы.
— Ну, поехали, что ли банк грабить, — бросил я удовлетворённо, легко запрыгнув на сидение рядом с Лифшицем.
Он оглядел меня, самодовольно хмыкнул и завёл мотор.
— Юра, может быть, заскочим ко мне домой. Побреюсь и душ приму, — начал я осторожно, вспомнив о том, как выгляжу сейчас.
— Кого ты стесняешься? — удивился он. — Там есть, где и помыться и побриться — не волнуйся. Все будет в порядке.
Теперь я отчётливо видел, как машина подъехала к широким стальным воротам, они отворились, и мы оказались в длинном бетонном туннеле, который заканчивался платформой. Загнав туда тачку, Лифшиц просигналил, мы начали медленно спускаться вниз, довольно глубоко. Я решил, что помещения, в которых проходят все съёмки, выстроены под землёй. Но кому пришло в голову создавать огромные великолепно обставленные павильоны в Богом забытом городишке? Мы вышли из машины в гараже с глухими стенами и Лифшиц, захлопнув дверь, сказал:
— Пойдём, сейчас в порядок себя приведёшь, и потом в студию. И долго не валандайся, Верхоланцев и так бесится, массу времени потеряли.
— Ну, снимали бы кого-нибудь другого. Мельгунова, к примеру, — предложил я.
Лифшиц пронзил меня злющим взглядом, я заткнулся и больше ничего не предлагал. Мы прошли длинными, извилистыми коридорами, и оказались на круглой площади, на которую выходили высокие деревянные двери, к одной из них Лифшиц подвёл меня, открыл ключом. Я очутился в роскошном гостиничном номере, заставленным старинной мебелью красного дерева — диван, несколько кресел, обшитых шёлком песочного цвета, изящный столик, массивный гардероб. На второй этаж вела винтовая лестница. Хотел бы я здесь пожить. За окном, занимавшим всю стену, начинался живой «задник» — словно искажённые толщей морской воды ввысь рвались небоскрёбы с ярко горящими окнами, вились серпантины зелёных и бурых водорослей, камни усыпали разноцветные полипы. Тот, кто сотворил это великолепие, явно обладал буйной фантазией. Лифшиц уселся на диван, достал сценарий и скомандовал мне: