Призраки(Русская фантастическая проза второй половины XIX века)

Достоевский Федор Михайлович

(10). И сказал Абу-Джафар: «Так. Знал я, что иду на смерть. И не хотел идти. И сын мой Джафар не хотел идти: и не хотел писать моего слова. Но велела ему писать сила Божия, и повела его со мною, как повела меня».

(11). И сказал Шамиль: «Как быть! Знал я то, что не виноват он. Но молодой человек не умел бы после молчать, что было это слово по воле Божией и что истинно оно. Нельзя было мне поступить с ним иначе».

(12). И сказал Абу-Джафар: «А меня ты помилуй».

(13). И сказал Шамиль: «А что это было в руке у него?

Написано было слово твое по слову Казы-Муллы, это конечно. Но было еще что? От князя Воронцова было что-нибудь?»

(14). И сказал Абу-Джафар: «Было. Но ты помилуй меня».

(15). И сказал Шамиль: «Так я и понимал, что было. Потому и дал изрубить его бумаги с ним. Говори, что было».

(16). И сказал Абу-Джафар: «Ты помилуй меня».

(17). И сказал Шамиль: «И просить не о чем. Зачем же я и увел тебя от тех бешеных? Сына твоего нельзя было оставить живого. А ты будешь говорить всем, что твое слово было лживое. От тебя вреда не будет. А выгода мне от тебя большая. Нечего тебе бояться».

(18). И обрадовался Абу-Джафар, и припал к ногам Шамилевым, и целовал их.

(19). И поднял его Шамиль, и сказал: «Ездил ты в Тифлис. Что там?»

(20). И сказал Абу-Джафар: «Идут на тебя полторы дивизии гяуров. И я сказал князю Воронцову, где найти тебя: в Хундзахе».

(21). И сказал Шамиль: «Хорошо сказал ты. Съезжу в Хундзах, чтобы прав ты был перед князем Воронцовым. А как и где они пойдут?»

(22). И стал говорить Абу-Джафар. И когда рассказал все, сказал: «Так я узнал. И о тебе рассказал я им все, что велел ты сказать, ничего не забыл. И дал мне князь Воронцов за то тысячу рублей. И другую тысячу, чтоб я отвез к тебе ту бумагу. И два дня и две ночи молился я Богу, чтоб он научил меня, как не отдать ее».

(23). И улыбнулся Шамиль, и сказал: «Все ты говорил хорошо, а в этом соврал: не по страху ты хотел утаить ее, — отдать мне одному, втайне, какой же страх? А невыгодно было тебе, вот что».

(24). И улыбнулся Абу-Джафар, и сказал: «Когда так, то правда. Жаль мне сына; а что бумага изрублена, хорошо».

(25). И сказал Шамиль: «Что же, предлагал князь Воронцов условия лучше прежних?»

(26). И засмеялся Абу-Джафар, и сказал: «Что изрублено, то изрублено».

(27). И сказал Шамиль: «Не бойся, не соблазнишь. Говори. Для соображения моего, не мешает же знать».

(28). И сказал Абу-Джафар, какие условия для мира были в той бумаге.

(29). И задумался Шамиль, и сказал: «Дураки гяуры, предлагать такие условия. Лучше, нежели я думал, хоть и знал глупость гяуров».

(30). И испугался Абу-Джафар, и сказал: «Вот оно так и есть».

(31). И сказал Шамиль: «Не пугайся, друг. Я только дивлюсь глупости гяуров. Половину б их силы мне, взял бы я и Москву их, не то что эти горы. А соблазнить меня, не бойся: не соблазнят».

(32). И обрадовался Абу-Джафар, и сказал: «Так не соблазняешься и на эти условия?»

(33). И сказал Шамиль: «Нечего спрашивать

у орла, какие условия примет он, чтобы дать подрезать свои крылья. Теперь этот разговор кончен, Абу-Джафар; и прошу тебя, доскажи, что там дальше в Книге судеб. Там было о трех бомбах. Первая — на Кавказ; а те две на кого будут?»

(34). И сказал Абу-Джафар: «Что слышал от Казы-Муллы, все сказал. Больше не слышал. Потому что, как услышал: „Смирится Кавказ“, — я очень испугался за такое слово, что должен сказать тебе такое слово при всем народе. И от испуга проснулся».

(35). И сказал Шамиль: «Жаль. Надо бы мне узнать о тех двух бомбах».

(36). И сказал Абу-Джафар: «Чего не знаю, того не знаю. Но, может быть, если помолюсь, откроет мне Бог».

(37). И сказал Шамиль: «Хорошо. Молись». — И замолчал.

(38). И сидел Шамиль, и молчал. И сел Абу-Джафар, как садятся при совершении намаза, и молился в духе своем.

Глава девятая

(1). И встал Абу-Джафар; и знамение духа на лице его; и глаза его возведены вверх, и неподвижны глаза его, и раскрыты широко. И возопил Абу-Джафар:

(2). «В неправде рожден я, и полна беззакония жизнь моя.

(3). Продажная душа моя, и алчет геенна пожрать душу мою.

(4). Но правы видения мои, и сила Божия говорит устами моими в видениях моих.

(5). Возносится дух мой к Богу, и возвожусь я в духе на вершину Эльбруса.

(6). Долины Грузии подо мною на юге: и море на западе.

(7). И обращается лицо мое в духе на север».

(8). И когда говорил Абу-Джафар: «Обращается лицо мое в духе на север», — вошел Арслан-бей и сказал: «Шамиль, пришли мюриды».

(9). И сказал Шамиль Абу-Джафару: «Замолчи. Доскажешь в другой раз». И не замолчал Абу-Джафар, и говорил в видении своем:

(10). «На север обращено лицо мое, и степь гяуров подо мною».

(11). И дернул Шамиль Абу-Джафара за рукав одежды его, и покачнулся Абу-Джафар, и обозрелся, и увидел Шамиля и Арслан-бея, и удивился, и сказал Шамилю: «Не мешай же».

(12). И сказал Шамиль Арслан-бею: «Держи его, а я завяжу ему рот». И снял тюрбан свой.

И сказал Абу-Джафар: «Что такое?»

И сказал Шамиль: «Ничего». — И распустил тюрбан свой, а Арслан-бей взял Абу-Джафара за руки.

И сказал Абу-Джафар: «Как?» — и задрожал, и стал синий.

И сказал Шамиль: «Нельзя иначе, Абу-Джафар». И завязал ему рот тюрбаном своим. А Арслан-бей держал его.

(13). И закричал Шамиль мюридам: «Войдите!»

И вошли мюриды и сказали: «Готово, Шамиль».

И сказал Шамиль: «Хорошо. Возьмите его. И смотрите, чтобы он не сорвал повязку. Он богохульствовал здесь».

(14). И взяли мюриды Абу-Джафара, и повели его. И вложили между двух половин расколотого дерева, выдолбленных, и связали половины. И положили пилу на грудь Абу-Джафару, на дерево против груди его.