Призраки войны

Звук шагов раздался почти за гранью восприятия. Даже во сне Кунг Ко Фонг узнал эти шаги. Просыпаться ему не хотелось. Сон был его единственным прибежищем. Но эти знакомые ненавистные шаги вторгались в сон, будили; гремели, как барабанная дробь.

Фонг проснулся в холодном поту.

Американцы спали. Казалось, ничто не может пробудить их от тяжкого забытья. Они так долго находились в заключении в лагере номер пятьдесят пять, что перестали бояться капитана Дая. Но Фонг боялся по-прежнему. Капитан

Фонг сел. В хижине было еще темно. Кровь так громко стучала в ушах, что он не сразу расслышал шум, доносившийся снаружи. Не сразу Фонг понял, что весь лагерь пришел в движение. Люди перебегали с места на место. Звякали о землю лопаты. И что самое главное — гудели моторы. Грузовики. Много грузовиков. И другие машины. А ведь бензин был в страшном дефиците с давних времен — еще до того, как Фонг родился в провинции Куангтри.

Что бы ни заставило капитана явиться сюда среди ночи, ясно одно — причины были очень, очень серьезные.

Когда заскрипел отпираемый замок, Фонг растолкал остальных обитателей хижины. Бойетта, Понда, Коллетту и всех прочих. Последним — чернокожего гиганта Янгблада, который продолжал храпеть даже после того, как проснулся, и смолк только тогда, когда его затуманенные глаза, уставившиеся в низкий соломенный потолок хижины, перестали моргать, привыкая к темноте.

— А? Что? — пробормотал Янгблад, так сильно вцепившись в руку Фонга, что у того заныли кости.

Из всех американцев только Янгбладу удалось не похудеть за годы плена. Даже в самые тяжелые времена, когда заключенных кормили лишь бурдой из рыбьих костей, Янгблад не потерял в весе ни грамма.

— Дай! — отрывисто сообщил Фонг. — Дай пришел.

— Твою мать! — выругался Янгблад. — Хреновые вести.

Дверь хижины с грохотом распахнулась, и луч фонарика вперился в глаза узникам.

— Встать! Встать! — пролаял темный силуэт, угадывавшийся по ту сторону луча.

Для вьетнамца он был довольно высок. Его пистолет был в кобуре на поясе. Капитан Дай настолько не боялся своих пленников, что даже не счел нужным кобуру расстегнуть.

— Что случилось? — спросил кто-то по-английски.

— Встать! Встать! — повторил капитан Дай, вошел в хижину и пнул ногой первого, кто ему подвернулся. Фонга.

Фонг скорчился от боли. Но не издал ни звука.

Узники поднялись на ноги. Руки их безвольно повисли. У серых арестантских роб не было карманов, и пленники так и не научились распоряжаться своими руками. Один за другим узники вышли в ночь.

Лес подступал к самому лагерю — шевелящаяся темная стена девственно-первозданной зелени. Сам лагерь был ослепительно ярко освещен. Двухэтажные домики, в которых жили офицеры, разбирали и укладывали на грузовики. Палатки тоже снимали. Запасы провизии — мешки с картошкой и рисом — стояли на земле, и живая цепь солдат в зеленой форме занималась погрузкой их в кузов крытого брезентом грузовика.

— Похоже, мы отсюда переселяемся, — прошептал Бойетт.

— Не

Он хоть и был высок для вьетнамца, но отнюдь не широк в плечах и казался выпиленным из длинной и узкой доски. Лицо — изрыто оспинами, а кожа — сухая, как пергамент. Но глаза горели ярко — черные алчные глаза ворона. В грязных широких, как лопаты, зубах была зажата сигарета.

Пленников окружили солдаты — не всегдашние охранники, а явно откуда-то специально присланные. Облачены они были в форму цвета хаки, а на зеленых касках имелось одно-единственное украшение — красный кружок с золотой звездой посередине. Из-под касок смотрели глаза — жестокие и безжалостные.

— За мной! — скомандовал Дай.

Он повел узников мимо старого танка “Т-54”, на куполообразной башне которого был водружен красный флаг с желтой звездой посередине — флаг Социалистической Республики Вьетнам.

— Наверное, мы для них слишком много значим, раз они даже сняли танк с фронта, — сказал Понд.

— А ты присмотрись повнимательнее, — отозвался Янгблад.

Пушка у танка была не настоящая. Просто ствол дерева, раскрашенный под металл. Пленники обошли танк, и у всех разом оборвалось сердце.

— О Боже милосердный! — простонал Коллетта.

На платформе одного из грузовиков стоял стальной контейнер. Каждый из американцев был близко с ним знаком. Каждому довелось просидеть по нескольку долгих недель в полном одиночестве в удушающей пустоте наглухо закрытого ящика.

— Я не пойду туда снова! — вдруг завопил Коллетта. — Ни за что! Не пойду! Не пойду!

Янгблад сгреб товарища в охапку и бросился вместе с ним на землю, пока какой-нибудь чересчур нервный охранник ненароком не пристрелил его.

— Спокойно, дружище, спокойно. На этот раз ты будешь не один. Мы все туда лезем. — Он взглянул на капитана Дая. — Так ведь, капитан? Нас всех туда запихают?

Капитан Дай сверху вниз посмотрел на распростертые на земле тела. Солдаты стояли вокруг, направив на Янгблада и Коллетту стволы “Калашниковых”. Янгблад и Коллетта валялись на земле. Янгблад своим телом прикрыл судорожно дергающегося товарища по несчастью.

На какое-то время, показавшееся Янгбладу вечностью, даже тропический лес затаил дыхание.

— Встать! — скомандовал наконец капитан Дай.

Янгблад с трудом поднялся на ноги.

— Ну же, Коллетта, — потянул он друга за руку. — Вставай. Ты сможешь.

Коллетта бился в истерике.

— Ну хватит, Коллетта. Мы переезжаем. Там будет лучше. И ты не один, дружище.

Не переставая рыдать и сотрясаясь всем телом, Коллетта с трудом встал на негнущиеся, словно бы деревянные, ноги.

С одного торца дверь контейнера была распахнута, и американцев по одному затолкали внутрь. Внутри контейнера было темно, тепло, но не слишком душно. Последним из американцев на платформу грузовика поднялся Янгблад. Фонг последовал было за ним, но капитан Дай ударил его тяжелым ботинком по заплетающимся ногам.