Призраки знают все. Рукопись, написанная кровью (сборник)
Шрифт:
На улице Юля вдохнула полной грудью и оглянулась. Все нормальные люди не спеша прогуливались, наслаждаясь неожиданно наступившим теплом, растопившим снег под ногами и внесшим в воздух запах весны, предвестницы еще очень далекого, но все равно такого желанного золотого, жаркого лета.
Природа капризничала в последнее время, то поливая город ледяными дождями, то посыпая тротуары мелким колючим сухим снежком. А теперь вдруг решила облагодетельствовать людей и подарить им теплый, пронизанный лучами заходящего солнца, дивный вечер.
В другое время Юля провела бы его с одним
«…Шампанское я уже взял»… «Вы должны мне пообещать, что будете один»… «Бабник, но говорят, что красивый мужик…»
Зачем она идет в его мастерскую? И как же это надо раскиснуть и расслабиться, чтобы согласиться пойти на встречу с местным Казановой?
Однако ровно в девять она, нерешительная и скованная, стояла перед дверью фотоателье и в какой-то прострации рассматривала дурацкую витрину (выставленные напоказ фотопортреты белозубых блондинок а-ля Мерилин, толстощеких, с умильными рожицами годовалых детей, прыщавых девочек-подростков со струящимся из наивных глаз романтическим тошнотворным бредом)… Потом все же взялась за ручку и попыталась открыть. Дверь оказалась запертой. Пришлось постучать, и почти тотчас на пороге появился Аркадий. С блестящими, влажными, полными желания глазами, он по-мальчишески дерзко поймал Юлю за руку и почти втащил ее в мастерскую, проворно, по привычке заперев за собой дверь на засов.
– Ну наконец-то. – И он, запрокинув ей голову, поцеловал ее долгим, страстным поцелуем, словно считая, что уже сам ее приход в столь позднее время дает ему право пользоваться ее губами, если не всем телом сразу, вот так запросто и хищнически.
Когда он отпустил ее, Юля расхохоталась. Нервно. Немного зло.
– Послушайте, да вы профессионал. Меня так долго еще никто не целовал. И где этому учат?
– Вы шутите… Это еще не класс… Хотя я мог бы вам рассказать, кто меня научил так крепко и долго целоваться. Но для этого, согласитесь, нужен подходящий момент…
Он провел ее в ту же студию (нелепую, заставленную смешными предметами, составляющими суть постсоветского фотодизайна, убогого и дешевого, где уже стоял маленький, с облупленной столешницей столик, накрытый на двоих) и открыл бутылку шампанского. «Как же все просто, – подумала она, – позвонил, пригласил, напоил, сейчас уложит в постель…»
– Послушайте, Аркадий, я хочу извиниться перед вами… Я не должна была приходить сюда и обнадеживать вас. Признаюсь, я пришла, чтобы побольше выведать о Марине; да, это некрасиво, это по-свински, но я не собираюсь пить с вами шампанское и разговаривать о том, кто научил вас так хорошо целоваться. И этот поцелуй, как вы сами понимаете, совершенно ничего не значит. Просто у меня сейчас не самое лучшее время…
И когда он снова обнял ее и поцеловал, Юля спустя какое-то время, чуть не задохнувшись, отпрянула от него, ей было уже трудно что-либо понять в своих ощущениях. Физическое влечение к этому фотографу, чье присутствие распаляло ее помимо воли, доставляло кроме болезненного и жгучего наслаждения, грозившего выплеснуться желанием отдаться ему прямо в этой студии, еще и досаду. Надо было срочно что-то предпринимать, чтобы не доводить это спонтанное и глупое
– Вы хотя бы слышите, что я вам говорю?
– Я не то что слышу вас, я чувствую вас и понимаю, как никто другой… – вдруг неожиданно сухо и грустно проговорил Португалов и бессильно опустил руки. – Вы не удивляйтесь такой резкой перемене во мне, но со мной это часто случается: живет себе красивая женщина с любимым мужчиной, думает, что она счастлива, и вдруг по каким-то причинам остается одна. В душе и сердце еще гнездится подлец-любовник или муж, а тело предательски просит ласки…
– Вы не так меня поняли…
– Так. Сущность женщины заключается в ее неистребимом желании любить и быть любимой, это аксиома, уж поверьте мне. Чувственность женщины, причем женщины, разбуженной любимым мужчиной, похожа на кровь, которую ничем не остановить, кроме смерти. Исчез мужчина – это все равно что перерезали сонную артерию, и кровь хлещет из нее до тех пор, пока ее не остановит новый, другой мужчина. Такой, как я, например. Дежурный любовник, всегда готовый прийти на помощь.
Юля не знала, куда себя деть от стыда: ведь он говорил правду, в которой она не смела признаться даже себе… Да, Крымов – ее сонная артерия, ее единственная любовь, которую она никак не может вытравить из своего сердца. Он бросил ее, женившись на собственной секретарше, предал их любовь, но даже в новом статусе продолжал пользоваться ею как любимой и дорогой ему игрушкой. И Португалов понял это. Он увидел в ней брошенную женщину. Неужели глаза ее настолько затуманились одиночеством, что это стало заметно? Значит ли это, что она, одна из нескольких десятков женщин, прежде слетавшихся на огонек к любвеобильному фотографу в надежде найти утешение в его объятиях, пришла к нему только лишь затем, чтобы, отдавшись ему, мысленно представить себе, что ее ласкает Крымов?.. Какое унижение в своих собственных глазах!
– После того что вы мне только что сказали, мне тем более нельзя здесь больше оставаться.
– Значит, я прав?
– Да. Вы красивый, вас хочется потрогать, поцеловать, обнять, это верно. И я не вижу в этом ничего дурного. Другое дело, что я невольно попала в ряд таких же…
– Нет, еще не попали, не успели, – усмехнулся Аркадий. – Но, по-моему, мы были очень близки к этому. Не уходите, я вас прошу. Вы ведь понимаете, что я не могу сравнивать вас с теми женщинами, которые приходят сюда фотографироваться для определенных целей, вы – более изысканная, умная, роскошная… Побыть с вами, побеседовать, поцеловать вас – истинное наслаждение.
– Наслаждение. Но оно имеет привкус горечи. Вы правильно заметили… Человек, которого я люблю, не любит меня, во-первых; во-вторых, с ним случилась беда, он исчез, причем вместе с женой, и никто из его близких и друзей не знает, где они… Марина Бродягина – ниточка, которая может привести меня к нему. Но сегодня вечером я пришла к вам, конечно, не из-за Марины, тем более что вы мне и так рассказали все, что знали…
– Тогда зачем же вы ко мне пришли?
– Вы позвонили, назначили свидание, и я подумала: а почему бы и нет? Пусть все идет, как идет. Вы хотите узнать, допускала ли я мысль, что стану вашей любовницей? Да, допускала. Хотя и не представляла себе, как стану жить дальше. После того, как все это произойдет…