Призраки

Рогов Константин

— Что здесь делаешь, Грейс?

Мысли расплескались хаосом перемешанных красок.

Господи, ну почему она надела этот скин?! Почему не другой? Почему сегодня она нарушила правило? Как раз потому, что раз за разом прослушивала это чертово сообщение на этом чертовом автоответчике и не успела сделать ничего подходящего. Взять стандартный? Разумно, конечно, но безвкусно и не эстетично.

«Ага, нашла время выпендриваться! Эстетики ей, дуре, захотелось!»

Да нет, все правильно. Она и этот скин лишь однажды «одевала», на встречу с Куртом, так что все

должно было быть в порядке… Теоретически говоря.

И вообще, а он сам что здесь делает?

— Неужели непонятно, Курт?

— Ты — воровка.

Голос Курта теперь звучал обвиняюще. Слова — тяжелые камни, с грохотом падающие на дно ущелья. И вой включившихся сирен звенит в ушах, повторяя, как эхо, один и тот же заунывный низкий мотив.

Ее можно было обвинять. Ее легко было обвинять. И никому нет дела до того, что она не слишком гордилась тем, что она делает, тем, что она вынуждена делать, чтобы прожить…

«Нет, Грейс. Не надо лгать, хотя бы себе самой — не надо. Тебе нравится то, что ты делаешь. Тебе очень это нравится, поэтому ты этим и занимаешься».

— Я — дайвер, Курт.

— Дайвер. Вот значит, как… — он на секунду задумался и вновь перешел в атаку. — И ты не сказала мне?

— А я должна была тебе сказать?

— Мы помолвлены в глубине. Сегодня у нас свиданье, и ты, черт тебя возьми, могла хотя бы намекнуть мне…

Лучшая защита — это нападение. Грейс вздохнула.

— Курт, а ты сам, хоть словом обмолвился о своей работе?

— А чем тебе не нравиться моя работа?

— Ловить ломающих защиту из любопытства мальчишек-хакеров? Это твоя работа?

— Никто не ломает банковскую защиту из любопытства.

— Никто не идет на такую работу, как у тебя, Курт. Никто, кроме жалких ублюдков, готовых работать за жалкие подачки.

— Мне нечего стыдиться. — Курт старался сохранять самообладание.

У Гэбриэля это получилось бы куда лучше. В первый раз с того времени, когда они начали встречаться, Курт стал терять заработанные очки и терял их стремительно.

— Я тоже не могу сказать, что раскаиваюсь, — заявила Грейс.

— Ах вот даже как?!

— Да, так.

Самообладание разбилось вдребезги. Курт матерно выругался сквозь сжатые зубы.

Потерял контроль. Просто. Как же она могла столь сильно ошибиться? Люди знакомятся на вечеринке, начинают встречаться… А потом оказывается, что все это — вовсе не то, что было им нужно. Обычная история.

— И как долго ты этим занимаешься?

— Скажем так — достаточно долго.

— Ты — дайвер, черт возьми! Поганая воровка. Я просто не могу в это поверить! Ты понимаешь, что ты могла натворить? Если бы ты взломала этот банк данных, меня могли бы уволить! Мы были самыми лучшими! Никому еще не удавалось сломать нашу защиту и из-за тебя все могло пойти ко всем чертям!

Курт был в ярости. На висках тугими жгутами вздулись, пульсируя, вены. Черные усы топорщились и уже не выглядели такими милыми и симпатичными, как раньше. Они вообще не выглядели ни милыми, ни симпатичными. «С чего это он решил, что они ему идут? С чего она сама когда-то

так решила?»

— Ах вот оно в чем дело, Курт?! Приходит какая-то девчонка и ломает защиту крутого админа. Удар по твоему самолюбию, да?

Он набычился, тяжело дыша.

«Попала в точку?»

— Дело вовсе не в этом.

— Разве нет?

— Тебе надо уходить, — сделав над собой усилие, сказал он. — Скоро здесь будут другие.

— Ты вот так просто меня отпускаешь?

— Мы поговорим об этом позже.

В этом Грейс не сомневалась. Теперь он знал, что она дайвер. И он знал, где она живет. Он знал, кто она.

Хотелось рыдать, но здесь и сейчас Грейс не могла себе этого позволить.

«Зачем ты ему сказала, дура? Зачем?!»

Она вышла из глубины, растворившись в воздухе испуганным призраком.

9

Неприязнь к этому месту Рэндом почувствовал с первого взгляда. Слова на халтурно отрисованной вывеске прочитать было невозможно. Наверное, когда-то они должны были светиться, но на новом дипбраузере этот скрипт больше не работал. Слишком бледные, невзрачные текстуры стен, кое-как развешанные под потолком картины, тусклый свет типовых ламп из стандартного клипарта. Жалкое зрелище. Жалкое и отвратительное.

За огромным столом, положив лысую голову на морщинистые руки с длинными, скрюченными, как птичьи лапы, пальцами, натужно храпел старик.

Рэндом кашлянул.

Храп на секунду прервался, затем возобновился вновь — с удвоенной силой. Старый хрыч не желал покидать мир сновидений.

— Эй! — Рэндом требовательно побарабанил пальцами по столу.

Старик встрепенулся, неохотно приподняв голову, поморгал глазами, с нескрываемым раздражением таращась на названного посетителя. Левый был затянут мутной пленкой.

— Чего тебе? — сипло спросил он.

— Пара вопросов. В этом музее есть кто живой?

Старик прокашлялся и сплюнул на пол вязкий, коричневый комок слюны.

— Это не музей. Это… Это… — он задумался. — Библиотека… Как же ее?..

— Ясно. — Рэндом достал снимки. — Твоя работа?

— А?

— Твоя работа?

Недоуменный взгляд старика вперился в рассыпанные по столу карточки, затем в Рэндома.

Пожатие плечами.

— Меня послал Дик, — произнес Рэндом волшебную фразу. Если это не поможет, то, наверное, старого маразматика вряд ли вообще можно расшевелить.

— Какой Дик?

Рэндом вздохнул. Он только что потратил почти два часа на то, чтобы отослать запись Дику. Работники почтовых отделений во все времена отличались педантичной неторопливостью. Утомительное ожидание в километровой очереди не вызвало у Рэндома положительных эмоций. Потом еще пятнадцать минут на разговор с позвонившей матерью. Односложные «да» и «нет», в ответ заботливое кудахтанье, выводившее его из себя. Слушая ее в пол-уха, он успел сжевать холодную сосиску и запить ее выдохшимся пивом. Затем последовало стандартное: «Я тоже тебя люблю, мама» и, назад, к компьютеру, чтобы попасть в ждущий его виртуальный город.