Призраки
Шрифт:
— На сцену… — говорит мистер Уиттиер, уткнувшись лицом в пыльный ковер. Он говорит: — Я готов выступить…
Паховая грыжа… повторяем мы про себя. Из того, что мы имеем на данный момент, хорошей истории не выйдет. Все эти придурки, которых заманили в ловушку. Коварный злодей обжирается, и мы благополучно спасаемся. Нет, так НЕ ПОЙДЕТ.
Мать-природа уже подумывает о том, чтобы снять свое ожерелье из медных колокольчиков и потихонечку принести ему воды.
Директриса
Недостающее Звено уже представляет, как он будет всю ночь бегать на цыпочках в комнату мистера Уиттиера и вливать ему в горло воду, пока тот не лопнет: ба-бах.
— Тесс, пожалуйста, — говорит мистер Уиттиер. — Поможешь мне лечь в постель?
И мы все делаем мысленную заметку: Тесс и Брендои, наши тюремщики.
— Быстрее, на сцену… мне холодно, — говорит мистер Уиттиер, пока Мать-Природа помогает ему встать на ноги.
— Вероятно, шок, — говорит Святой Без-Кишок.
В версии, которую мы продадим за большие деньги, он уже не жилец. Главный злодей умрет, и вторая злодейка примется нас истязать в слепой ярости. Госпожа Тесс, которая держит нас в плену. Морит нас голодом. Заставляет носить грязные тряпки. Нас, ее невинных жертв.
Святой Без-Кишок встает и приобнимает мистера Уиттиера за талию. Мать-Природа ему помогает. Миссис Кларк идет следом за ними со стаканом воды. Граф Клеветник — со своим диктофоном. Агент Краснобай — с видеокамерой.
— Уж вы мне поверьте, — говорит Святой Без-Кишок. — Я кое-что знаю о человеческих внутренностях. Ну, так получилось.
Мисс Апчхи чихает в кулачок, как будто нам все еще нужно, чтобы она умерла. Мисс Апчхи — будущее привидение в этом доме.
Вытерев брызги с руки, Товарищ Злыдня говорит:
— Ну и гадость. — Она говорит: — Ты что, росла в пластиковом пузыре? Или что? И Мисс Апчхи говорит:
— Да, что-то типа того.
Хваткий Сват говорит, что устал, и ему надо поспать. И незаметно прокрадывается в подвал, чтобы испортить печку.
Он пока что об этом не знает, но Герцог Вандальский его уже опередил.
А мы так и сидим под расписным сводом «Тысячи и одной ночи», на шелковых подушках, подернутых плесенью. Пустой пакет из-под тетраззини с индейкой валяется на ковре. Резные слоны поддерживают потолок.
Мы все повторяем про себя: Я кое-что знаю о человеческих внутренностях. Ну, так получилось…
И больше ничего не происходит. И дальше — опять ничего.
А потом мы все встаем, стряхиваем пыль с одежды и идем в зрительный зал, скрестив пальцы, что нам все же удастся услышать последние слова мистера Уиттиера.
Эрозия
— Мы совершаем все те же ошибки, — говорит мистер Уиттиер, — которые совершали еще пещерные люди.
Так, может быть, это наше призвание: воевать, ненавидеть и мучить друг друга…
Мистер Уиттиер подкатывает свое кресло к самому краю сцены.
Руки в старческих пятнах, лысая голова.
Под большими глазами на выкате, мутными, водянистыми,
Лицо как будто провисло складками дряблой кожи.
В ноздре — колечко.
Дужка наушников плеера.
Тонет в складках морщин за ушами и врезается в кожу на вяленой шее.
На сцене вместо луча прожектора — фрагмент черно-белого фильма:
Почти лысый череп мистера Уиттиера покрыт кадрами хроник военных парадов.
Его рот и глаза едва различимы среди марширующих ног; по щекам, извиваясь, ползут пики штыков.
Он говорит:
— Может быть, страдания и муки — это и есть смысл жизни.
Представьте себе, что Земля — это большая технологическая установка, перерабатывающее предприятие.
Представьте себе барабан для шлифовки камней:
Вращающийся цилиндр, наполненный песком и водой.
Представьте, что ваша душа — угловатый бесформенный камень, который бросили внутрь.
Кусок сырья, природный ресурс: нефть-сырец или минеральная руда.
А боль и вражда — это только шлифовочный материал, который нас полирует, натирает до блеска души, очищает их, учит и совершенствует от перевоплощения к перевоплощению.
А теперь представьте, что вы сами, по собственному желанию, бросаетесь в барабан — вновь и вновь.
Вполне сознавая, что ваше земное предназначение — это страдать и страдать.
Мистер Уиттиер на сцене: узкий маленький рот, в котором, кажется, не помещаются зубы.
Брови — как мертвые сорняки, уши торчат в обе стороны, словно крылья летучей мыши.
Он говорит:
— Другого нам не дано. В противном случае выходит, что мы все — дремучие идиоты.
Мы воюем. Боремся за мир. Сражаемся с голодом.
Мы не можем без драки.
Мы воюем, воюем, воюем… оружием, словом, деньгами.