Призвание: маленькое приключение Майки
Шрифт:
— Забавно.
— Иногда забавно, — признал директор, стряхивая пену с ушей назад в чашу. — Вот как сегодня, когда проблема оказалась пустяковой: хитрованцы подделали доносчика и вторглись на нашу территорию.
Чаша скрылась в отверстии стола, створки сомкнулись.
— Но мы победили, — полуутвердительно сказала Майка.
Теперь «Показуха» являла сияющую кухонную раковину. Пропала и тряпка, и серые ежи.
— Мы отстояли свою неприкосновенность, — сказал Никифор и щелкнул пальцами.
Посудина с пеной опустилась
— У нас с хитрованцами такой давний конфликт, что уже трудно сказать, кто первый начал, — сказал Никифор. — Проще считать, что конфликта нет, а есть непростое соседство и вечное противостояние.
— Единство и борьба противоположностей, — само собой соскочило с Майкиного языка. Лопоухий «вундеркиндер» Минька все-таки чему-то ее научил.
— Точно так. Плюсу полагается минус, а умножению — деление. Не бывает света без тени, не бывает дня без ночи. Если мы считаем себя солнцем, то противная сторона именуется луной. И наоборот.
— Это с какой стороны посмотреть, — кстати ввернула Майка любимую папину фразу.
— Гражданка «Показуха»! — выкрикнул вдруг Никифор. — Модель мироздания, пожалуйста.
На экране прорисовался круг, разделенный пополам извилистой линией. Одна часть круга была белой, другая — черной. А в каждом поле красовалось по пятнышку: на черном — белое, на белом — черное.
Майка знала его. У них дома висел календарь с таким знаком. Он обозначал что-то мудрое и вечное.
— Красиво.
— Правильно, — сказал Никифор. — Мы — с одной стороны, они — с другой. А вместе мы образуем круг.
— А что означают эти пятнышки?
— Контрольные кляксы? Это наблюдатели. Ведь каждая сторона в праве знать, что происходит в стане противника. Так нам удается удерживать равновесие. Ни вашим, ни нашим.
— Как же? Мы ведь только что победили?!
— Мы удержались в границах, — поправил Никифор. — В масштабе мироздания победителей нет. Каждому свое. Детям — «детское», дедам — «дедское».
Майка перебрала все вышесказанное в уме. Непросто, но, кажется, понятно. Непроясненным оставался лишь один очень важный вопрос.
— А кто такие хитрованцы?
Хитрованцы
Было видно, что вопрос не очень приятен Никифору.
— Сначала хитрованцами назывались те, кто использует дароносцев в своих темных целях, — с усилием произнес он. — Те, кто вынуждает их до времени растрачивать свой дар, а когда талант иссякает, они бросают обнищавших на произвол судьбы.
— Разве так можно?
— Нельзя. Но если кому-то очень хочется, то получается, что можно.
— А какие они?
— Разные. Очень разные. Среди них много тех, кто не слышит.
— Ушей нет? Инопланетяне? — ахнула девочка.
Никифор подавился смешком.
— Нет, конечно. С ушами у них все в порядке. Беда с внутренним слухом. Они слушают, но не слышат.
— Не
— Или не могут, или не хотят, а чаще всего вначале не хотят, а затем уже не могут. Хитрованцем стать не так то легко. Нужен особый склад характера, своя конфигурация ума, чрезвычайные обстоятельства. Редко кому настолько не везет, — Никифор кое-чего недоговаривал, но десятилетнему ребенку это было необязательно знать.
— А можно их узнать? Есть у них какой-нибудь знак особый? Глаза красные или, может, зубы, как у вампиров.
Никифор улыбнулся: ну, дитя, ей-богу.
— Нет, ни рожек у них нет, ни хвоста. Да и копытца отсутствуют. У них другая печать, — директор понизил голос.
— Печать? — Майка затаила дыхание.
— У хитрованцев другие глаза.
— Какие?
— Никакие.
— Какие «никакие»?
— Мертвые.
— Они — мертвецы! — воскликнула Майка и едва не захлопала в ладоши, — «Кладбище домашних животных-раз»! «Живые мертвецы возвращаются-два»! «Кошмары на улице Вязов — раз-два-три»! Помните, как там Фредди Крюгер, весь красный, как вареный рак, с бензопилой! Жух! Жах! Тра-та-та! — тараторила девочка. Майка страшно боялась фильмов ужасов и потому страшно любила их смотреть.
Никифор побледнел:
— Будет тебе наговаривать. Хитрованцы живые. Нормальные живые люди с нормальными мертвыми глазами.
— Как живые могут быть мертвыми?
— Они пустые, ничем не освещенные, как дерево с трухлявым нутром. Вроде бы растет дерево и цветет даже, а внутри, кроме жучков и пыли, ничего. Мертвые глаза, как два дупла, ничего не выражают: в них нет ни печали, ни радости, ни сочувствия. Зависти — и той нет.
— Они злые? — уточнила Майка. В устах Никифора нехорошесть хитрованцев была какой-то неубедительной. Ну, глухие у них внутренности, так и что ж с того?..
— Опустошенные. А ведь от внутренней пустоты можно много дров наломать. Им все равно и одинаково — ведь они только свою пустоту и могут слышать.
— Почему их в тюрьму не посадят? Взяли бы и отправили их куда-нибудь далеко, чтоб не мешали.
— На сто первый километр? В Сибирь? В Саратовскую глушь?! Молодец! — он хлопнул в ладоши. — Вот и сошлют одной из первых Майку Яшину. А следом — ее маму, папу, ну и бабку-соседку в придачу, чтоб неба не коптила.
— Нас-то за что? Мы — хорошие!
— А как узнать, хорошие вы или трухлявые хитрованцы?
— По глазам, — неуверенно предложила Майка. — Они же у нас живые.
— Так хитрованцы тоже себе на уме. И они тоже умеют читать по глазам. А еще они могут пускать пыль, наводить морок и вынуждать других закрывать глаза на самые очевидные вещи. И вот представь: увидят они светлого ребенка с хвостиками-косичками, да и объявят его «врагом народа».
— За что? — впечатлительная девочка мигом представила себя в далекой дали, в зле и холоде, и чуть не всхлипнула. — Я не виновата!