Призвание
Шрифт:
Он впервые произнес ее имя, не прибавив отчества, и оно сразу сделалось близким. Девушка предстала перед ним такой, какою увидел ее в первый раз, когда только что пришел в школу. Словно для того, чтобы вытеснить, зачеркнуть этот недозволенно возникший образ, он стал думать о своей погибшей жене.
Кремлев встретил ее на пароходе, когда был студентом последнего курса и ехал в дом отдыха; она училась на геологоразведочном факультете к направлялась к тетке в Феодосию. Познакомились непринужденно и просто, как это умеют делать студенты.
Пароход приближался к Феодосии.
— Я вас очень прошу проехать со мной еще немного, — взволнованно сказал Сергей, понимая, что просит о невозможном.
— Ну, что вы, как же это я вдруг?.
— Я вас очень прошу… — он взял ее руку в свою, — что мне сделать, чтобы вы согласились?
Таня смущенно смотрела на юношу (Сергей Иванович, как сейчас, видел ее глаза), стараясь придать разговору шутливый тон, сказала:
— Доплывите до берега!
До пристани было километра два. Не успела девушка опомниться, как Сергей, оставшись в одних плавках, прыгнул в море.
На палубе началась паника, послышались крики:
— Человек за бортом!
Пароход убавил скорость, остановился, стали спускать шлюпку. Пловец удалялся к берегу. Капитан, узнав от Тани в чем дело, чертыхнулся и проревел в мегафон:
— Поднять шлюпку!
Сергей благополучно доплыл до берега, и Таня поехала с ним дальше. Через год они поженились, но жизнь их сложилась так, что Тане надо было ехать в экспедицию, а ему — учительствовать в дальнюю деревню. Если подсчитать все время, что им довелось пробыть вместе, не набралось бы и двух лет.
Во время войны он дважды, после госпиталя, приезжал домой. Встречи приносили большую радость, расставание — боль. В этих встречах было что-то очень хорошее, как сама молодость, но, кто знает, может быть, большую цену имеют чувства уже устоявшиеся, прошедшие испытания на прочность в долгой совместной жизни, когда возникает стойкий и сильный пламень, согревающий ровным теплом, когда любящие сближаются навсегда в горестях и радостях, трудностях и невзгодах?
Он снова вспомнил стихи: «Любовь с хорошей песней схожа, а песню нелегко сложить».
Грустно усмехнулся: «Что это у меня сегодня лирическое настроение?»
Вадима Николаевича Кремлев дома не застал.
— Вечно пропадает в школе, — недовольно пояснила Люся.
В комнате пахло печеными яблоками и едва ощутимо — духами. На столе, покрытом скатертью с длинной бахромой, лежала потрепанная книга — «Тайна Чортова острова».
— Развлекаюсь, как могу, — сделала Люся милую гримаску и особым движением, словно бы коготками, приподняла и передвинула назад накладные плечики блузки. — Мой педагогус все занят государственными делами.
Закинув руки за голову, она стала перебирать волосы, словно
— Простите, я на минутку оставлю вас одного, — сказала Корсунова и вышла в соседнюю комнату.
Сергей Иванович сел. «Жаль, что не застал Вадима». Его внимание привлекла открытка, прикрепленная к коврику над Люсиной кроватью. Над заплывшей жиром нимфой порхали упитанные купидоны.
Люся вышла уже в другой блузке — с короткими рукавами.
— Как поживаете? — вежливо спросил Сергей Иванович, думая, стоит ли ждать Вадима.
— Вашими молитвами, — ответила женщина мягким грудным голосом, чуть наклонив голову, так что длинные серьги ее заколыхались, и улыбнулась. Улыбка у нее была озорная, будто вспыхивала на красиво очерченных губах и, потом долго дрожала.
Люся знала о ссоре мужа с Кремлевым, но не придавала ей значения.
Опершись полными локтями о стол и положив подбородок на переплетенные пальцы, Люся плутовато посмотрела на Кремлева.
— Сергей Иванович, — протянула она вкрадчиво, — какие женщины в вашем вкусе?
Кремлеву неприятен был и этот игривый тон Люси и сам разговор, но, не желая обидеть ее, он пошутил:
— Хорошие, — и встал. — Прошу прощения, Людмила Григорьевна, я, видно, не дождусь Вадима…
Люся оскорбленно передернула плечами.
— Дело хозяйское.
Когда Сергей Иванович ушел, она сердито захлопнула книгу. «Очень нужен! Нельзя и поболтать… Бирюк!»
Корсунов возвратился домой расстроенный.
— Опять неприятности в девятом классе… — устало сказал он Люсе, моя руки. — Может быть, действительно, все дело во мне.
Она не спросила, какие неприятности, не сказала и о приходе Сергея Ивановича, но за столом, будто между прочим, бросила:
— Я знаю, чьи это штуки, кто восстанавливает класс против тебя.
— Перестань! — крикнул Вадим Николаевич, сразу догадавшись, кого она имеет в виду. И уже тише, осуждающе, добавил: — Ты напрасно склонна видеть в людях плохое… И Сергей, и все у нас в школе по-настоящему честные люди.
— Ну, конечно, — Люся стала зло покусывать губы маленькими острыми зубами и отодвинула тарелку, — конечно, каждый твой случайный знакомый для тебя дороже меня, а жена для тебя только сплетница и болтушка! — Она вскочила и вышла из комнаты.
Вадим Николаевич устало пожал плечами.
От Корсуновых Сергей Иванович пошел в школу. Там он всегда находил успокоение. Проходя коридором, он заметил полосу яркого света в физическом кабинете, — наверно Волин готовил опыты на завтра, — и приоткрыл дверь.
Борис Петрович оторвался от приборов, радушно кивнул Кремлеву:
— Заходите, заходите.
К большому своему удивлению Сергей Иванович увидел рядом с Волиным Балашова. Оба были в синих рабочих халатах. Борис складывал в ящик инструменты. «Приручил моего скептика», — с благодарностью подумал Сергей Иванович о директоре.