Призванный
Шрифт:
— Хорошо тряхнуло, — голос собрата, выбравшегося наружу, раздался в сети, — Лео, целы?
— С вашей стороны далеко завалило? — ответил я, тут же направляя поток сквозь пыль и плотно прилегающие друг к другу камни.
— Исида беснуется в водовороте, — голос собрата прервался, — Лео, вам бы другой выход поискать.
Я закрыл глаза, разрывая связь. Сердце гулко стучало в ушах от того, что я собирался сделать. Лицемерие. Собираюсь попросить ее сделать то, на что сам бы никогда не пошел. Крепче прижав Елену Марил к себе, я с удовольствием втянул аромат ее волос.
Всевышний.
Глава 5
Несколько ранее, Дом Рабоса.
Бак
С силой захлопнув очередное издание истории Эписа, я откинул книгу от себя, потирая глаза. Несчастный фолиант стукнулся о стену, приземляясь в гору таких же бесполезных книг. Все это мы уже знаем. Всевышний, Исида, Безмолвная, Судьба, Сильнейший, Смотрящий и прочая чепуха. По сути, каждая книга состояла лишь из набора легенд, не давая никакого реального представления о том, что на самом деле происходило шесть сотен лет назад.
Откинувшись на кресле назад, я запрокинул голову, разглядывая потолок. Нужно что-то материальное. Физическое. О реальных людях. Чтобы как-то можно было уцепиться и потянуть. Сжав виски, я принялся массировать их, стараясь расслабиться.
Макс тихонько сидел на полу, собирая книги в одну стопку. Удивительно тихий ребенок. Он крутил издания в руках, изучая обложки со всей любознательностью маленького ребенка. Интересно, а по какому принципу он их раскладывает? Перед Максом неминуемо росли две стопки книг. Подхватив очередную, ребенок внимательно посмотрел на корешок и тут же определил ее в левую стопку.
— Макс, постой! — я поднял руку, вставая с кресла, — Это моя книга, не их. Смотри, сейчас все мои фолианты сюда разложишь.
Ребенок подобрал книгу, протягивая ее мне. Синие глаза смотрели на меня немного виновато и расстроено. Присев на пол, я окинул взгляд образовавшиеся стопки. Любопытство взяло верх.
— Так, а скажи, почему мой фолиант по твоему мнению должен был оказаться тут?
Макс взял книгу из этой стопки, поворачивая корешком ко мне.
— Вот тут, дядя Бак, картинка, — он коснулся пальчиком непонятного знака на корешке, — и на твоей книге картинка.
Разочарованно вздохнув, я кивнул. Картинки действительно были, только они не имели друг к другу никакого отношения. Совершенно разные по форме, размеру. Только месторасположение одно. Макс нахмурил брови, отрицательно качая головой.
— Ты не понял, дядя Бак. На картинке след. Не живой, и не мертвый. Похож на мамин, понимаешь?
— Тоже, — я подбирал слова, — смешанный?
Макс ударил головой по лбу, закатив глаза, а я нахмурился.
— Дядя Бак, нет. Он почти совсем как мама, — ребенок внимательно смотрел на меня, — как мама даже тогда, когда я еще не помню. Только, — ребенок вдруг внимательно посмотрел на стопку, — я не совсем правильно сделал, дядя Бак.
Повинуясь какому-то внутреннему порыву, я сгреб все фолианты вокруг, подталкивая их к ребенку. Макс серьезно поднял руку наверх, останавливая меня.
— Дядя Бак, не нужно все, — он моргнул, — только старые. Которые совсем совсем старые, хорошо? Это остывший след, дядя Бак, — синие глаза продолжали серьезно смотреть на меня.
— Ханна! — я крикнул,
Конечно, она подслушивала, но не могла же тут же появиться, выдавая себя. Медленно, словно грациозная лань, Осирис вплыла в библиотеку.
— Мне срочно нужно все, что старше пяти сотен лет в Доме. Книги, предметы, листы бумаги, любая мелочь, Ханна! Если это приколочено к стене — значит отведешь нас туда. Как можно быстрее.
А ребенок тем временем не скучал. Он взял стопку и быстро разложил ее на три. Протянув Максу очередную партию, я внимательно осмотрел получившиеся колонны.
— Вот это, — мальчик указал на первую, — старое, но тут нет таких пятен, — пальчик тронул вторую, — а тут все, что имеет след, почти, как у мамы и еще один, очень похожий, — я нахмурился, пытаясь понять, что это значит, а пальчик ребенка коснулся третьей стопки, — сюда идут все, что со следом, как у мамы, — и, наконец, ребенок коснулся четвертой, где пока лежала лишь одна книга, — а вот тут почти такой же след, но не такой.
Потрепав ребенка по голове, я поцеловал белую макушку.
— Макс. Нам нужно сейчас все, что получим от тети Ханны, разложить так. Это очень старые предметы, так что их будет не много. Ты справишься? — ребенок восторженно подпрыгнул, хлопая в ладоши, — Вот и умничка. Можно, я пока что возьму вот эту книгу? Не запутаешься? — и я протянул руку к единственной стопке, где была лишь одна книга.
Макс кивнул, улыбаясь.
Пальцы задрожали, стоило мне прикоснуться к обложке. Уверенным движением я распахнул книгу, впиваясь взглядом в изображение, знакомое с детства. “Особенности поведения детей, потерявших родителей” гласило название, написанное от руки. Я перевернул страницу и нервная дрожь тут же прошлась по телу. Глаза снова и снова перечитывали строчку, а рука сама потянулась к фамильному фолианту. “Записи ведет: Алан Крейн. Наблюдения проводит: Оливер Крейн”.
— Ханна, — я не слышал свой голос, но кажется, кричал, перелистывая найденный тут же фолиант Крейнов, — Ханна, где же ты!
Ничего. Никакого Оливера Крейна не упоминалось с самого начала истории этой семьи. Глава рода Алан Крейн. На фамильном древе никаких ответвлений. Но я же сам видел что-то про брата. Эрик что-то говорил о том, что Исида оказалась племянницей Алана. Как мы это пропустили? Подсказка, лежавшая на самой поверхности все время была перед носом. Руки тряслись, я лишь надеялся, что не испугаю ребенка. Женщина показалась в двери вместе с Рабосами, тащили всякую всячину в руках.
— Куда все это? — спросила Ханна, а я не глядя кивнул на Макса, — Ребенку? — неприкрытое презрение в ее голосе заставило поморщиться.
— Некроманту, Ханна, — поднял я глаза, — истинному некроманту, Осирис. Кто такой Оливер Крейн? — я окинул взглядом всех присутствующих, — Быстрее! Кто-нибудь из вас точно знает, кто это такой.
Тихие поскрипывания привлекли наше внимание. Макс, не обращая внимания на взрослых, пальчиком методично расковырял что-то сзади большой картины. Ханна ахнула, прикрыв рот рукой, но ребенок не обращал внимания. Звук рвущейся бумаги вызвал очередную волну дрожи.