Призыв Духа
Шрифт:
Можно самым систематическим образом доказать, что наша Церковь во всем подобна Церкви неделимой, что совершенная гармония царит в ее догматике, в ее богослужении, каноническом праве, монашестве, во всей той привлекательной связности, которая есть в ней и поддерживает нас. И все же, даже в самых развитых богословских кругах ее есть некое увядание, и аргумент Афанасия против ариан не мог бы появиться в нынешней Церкви. В Коране есть выражение, обозначающее иудеев и христиан вместе: «люди Писания», то есть люди, верующие в священные книги. Боюсь, как бы сегодняшние люди не стали смотреть на нас как на книжников, вычитывающих мифы из Писаний, а не как на людей, объединенных личностью Христа, подобно антиохийским общинникам, впервые получившим имя «христиане».
Куда вести обращенных? Что предложить тем, кто,
Это чудо, как любое чудо, непредсказуемо. Какое представление было у апостолов о Пятидесятнице, пока она не пришла? Мы исходим из убеждения, что опустелый храм может наполниться славой. Оставленное нами Тело Христово все так же живо. Именно Оно делает нас новой тварью. Духовный и психологический надлом, инфляция ценностей Церкви будут неизбежны. И все же это не должно привести нас к искушению элитарной «Церковью для чистых».
«Остаток Израиля», по выражению Писания, возвращает Церковь к ее призванию. Но последние праведники будут жить в смирении и вере. Ибо несомненно одно: если их праведность не превзойдет праведности книжников и фарисеев, мир не будет преображен. Алкание и жажда правды обратят их в вечных нищих милосердия. Всегда памятуя о праве Божием на них и на весь мир, они станут обоюдоострым мечом, одна сторона которого рассечет мир, а другая нанесет их сердцу неисцелимую рану любви.
Дух их будет яростен яростью Божией, ибо прежде чем растить и строить, любовь пблет и разрушает. Но душа с бесконечным терпением перевяжет все раны, нанесенные вдохновляющим Словом.
В тело Церкви перейдет, обратившись, этот «остаток», во свидетельство тишины и прощения. Тогда мы будем присутствовать при настоящем воскрешении отцов детьми, соединении живых со Христом. У святого жертвенника общение между этими людьми уже установилось, их сердца–храмы Божий, где уже происходит вселенское примирение. Участие в Евхаристии означает не только то, что они ждут далекого Царства, но и то, что вне литургического торжества имущие должны отказаться от имущества, чтобы уступить правде Божией и позволить рабам называться господами.
Коль скоро явится в Церкви это облако свидетелей, у меня не будет больше искушения изоляции. Тогда я обрету покой в Церкви — не в понятии о Церкви, а в конкретной общине. Однажды я ощутил, что эта община — истинная, когда в ответ на мое «Мир всем» присутствовавшие друзья ответили мне: «И духови твоему!». Я ощутил, что этот привет вернулся ко мне. Моя личность не была скрыта за моей должностью. Мои друзья не были безымянными существами. Быть вместе во Христе, чтобы любить и быть любимым, это и значит составлять живую и реальную Церковь Иисуса Христа!
Живет эта община под властью Бога. Она свободна от излишнего авторитаризма священника, фанатичного богослова или властолюбивого мирянина. «Симон Ионин! Любишь ли ты Меня?.. Паси овец Моих» (Ин. 21, 16). Пастырство доверено любви. Авторитет пастыря — только в его смерти. Любящая и неизбежно мучимая Церковь смертельно ранит гордыню истории и созидает для нее будущее в Царстве.
Церковь — закваска, но не тесто мира. Ибо мир развивается с известной самостоятельностью знания и организации, и нам не открыта грань, разделяющая историю и промысел Божий. Наука, техника, политика находятся в управлении людей. И может быть, история представляет собой не восходящую линию, а ряд кризисов, серию катастроф. Может быть, у нее даже нет собственного значения.
Тайна этой радости — в Иисусовом напоминании: «Раб не больше господина своего» (Ин. 13, 16). Наше откровение миру, а значит, и наша деятельность, не будут иными, чем у Господа. Весьма показательна с этой точки зрения встреча Бога с пророком Илией — уже после того, как Господь явил силу Свою Израилю и привел Илию на гору Хорив: «И вошел он там в пещеру и ночевал в ней. И вот, было к нему слово Господне, и сказал ему Господь-, что ты здесь, Илия? Он сказал: возревновал я о Господе Боге Саваофе, ибо сыны Израилевы оставили завет Твой, разрушили Твои жертвенники и пророков Твоих убили мечом; остался я один, но и моей души ищут, чтобы отнять ее. И сказал: выйди и стань на горе перед лицом Господним, и вот, Господь пройдет, и большой и сильный ветер, раздирающий горы и сокрушающий скалы пред Господом, но не в ветре Господь; после ветра землетрясение, но не в землетрясении Господь; после землетрясения огонь, но не в огне Господь; после огня веяние тихого ветра; и там Господь» (3 Царств 19,9–13). Бог являет Свою силу иначе, чем прежде. Последнее Его откровение в веянии тихого ветра–это кротость. В исторической действительности сила Божия явила себя в распятом Христе. Возненавидев мощь, апостол говорит: «Немудрое Божие премудрее человеков, и немощное Божие сильнее человеков» (1 Кор. 1, 25). Здесь глубокий парадокс: Бог, отвергая путь чуда и мудрости, действует в хрупкости Христовой. Бог возникает из Своего уничижения. Христос, «воскреснув из мертвых, уже не умирает: смерть уже не имеет над ним власти. Ибо что он умер, то умер однажды для греха, а что живет, то живет для Бога. Так и вы почитайте себя мертвыми для греха, живыми же для Бога во Христе Иисусе, Господе нашем» (Рим. 6; 9,11). Эта тайна жизни, в которой люди реально участвуют, открывает Бога нашей вере, являя, таким образом, непрерывное присутствие Бога.
Перед уязвимостью Христовой, перед Его покорностью всемогущему Отцу мы можем лишь повторить то, что сказал Петр после слов Господних о хлебе жизни: «Господи! к кому нам идти? Ты имеешь глаголы вечной жизни» (Ин. 6,68). Это совместное шествие, совершаемое в нищете по трудным тропам жизни, путь к Тому, Кто пришел, есть и будет. Наше собрание — знак того общения, которое мы углубим, прощая друг друга, пребывая в простоте, бдении и молитве, не засыпая в мирской ночи. Тогда заблистают на наших лицах божественность и сила Господни вечной правдой и красотой.
Церковь колеблющаяся
Первоначально слово «Церковь» означало общину, собранную вместе для служения Божественной литургии. Это же слово означает Тело Христово. Выражение «народ Божий» пришло к нам из Ветхого Завета; оно означало тот народ, к которому обращался Бог через Моисея, перед которым Он шел, ведя его в землю обетованную. Евангелие прилагает это выражение к ученикам Христовым на их пути в Царство. В том и другом Завете этот народ — не такое человеческое объединение, которое могут охарактеризовать общественные науки. Народ Божий — это тот народ, который творит Своим словом Сам Бог. Новый Завет указывает, что выражение «народ Божий» относится к тем, кто собирается в первый день недели, то есть в воскресенье, чтобы питаться Словом Божиим и Евхаристией. Новый Завет употребляет также выражение «народ святой».
Эти выражения, однако, применяются нечасто. Слово «Церковь» заменяет их все вообще. Оно означает тех, кто составляет Тело Христово в одном городе, будь то Коринф, Иерусалим или любое другое место. Новый Завет редко говорит о Церкви, охватывающей всю вселенную. Нигде в Новом Завете также не говорится, что все собирающиеся в одном месте составляют часть мирового единства. Стало быть, это понимание Церкви, осуществляющей себя в Евхаристии, не дает никакой возможности социологического прочтения, и всякое описание Церкви как социального сообщества верующих — ошибочно. Таким образом, принятое в Ливане обыкновение именовать словом «конфессия» (taifa) различные религиозные группировки, как христианские, так и мусульманские, не имеет никакого богословского основания.