Призыв мёртвых
Шрифт:
— Звучит не слишком утешительно.
— Но тем не менее оставляет нам некоторые возможности. Дверь отворилась, и в помещение вошла Фелис Коройен.
— Акт первый? — спросил Ардуций.
Оссакер кивнул.
Канцлер медленно обошла всех своих пленников по очереди, завершив круг рядом с Оссакером и Ардуцием.
— Ну, Оссакер, ты, помнится, говорил, что был бы не прочь выпить со мной чаю в этих покоях, и вот, кажется, такая возможность появилась. Наверняка ты представлял себе это несколько иначе, но тут уж ничего не поделаешь.
Она улыбнулась и быстро
— Знакомое место. Предназначенное для того, чтобы принимать посетителей, размышлять над вопросами веры и обсуждать распространение учения Всеведущего среди народов Конкорда. Вы сохранили тут все так, как было при мне. Очень мило с вашей стороны.
— Как я уже говорил, мы здесь не хозяева и ничего менять не собирались, — отозвался Оссакер. — Мы всегда были готовы вернуть тебе твои здания и объединиться с тобой в искании милости Бога.
Коройен поморщилась.
— Не может быть и речи о том, чтобы вы обрели милость Бога Всеведущего. Здесь нет места нечистым идолам, которым вы поклоняетесь. Да и само ваше присутствие пятнает святость этого места. Видимо, мне придется потрудиться над очищением его от скверны. — Широким жестом канцлер указала за дверь, в коридор, где на полу валялся разбитый бюст Ардола Кессиана. — Процесс уже начался.
— А ты свой видала? — спросил Брин, и все головы повернулись к нему. — Эстер случайно спихнула его с постамента, но, кажется, он остался где-то здесь. Правда, с отбитым носом, но так даже лучше, ты не находишь?
— Смейся, мальчик, смейся. — Канцлер напряглась, но не сдвинулась с места. — Но помни, что я-то останусь в живых, поэтому восстановить мой скульптурный портрет для ваятеля не составит труда. А вот все, что останется от вас, вашей Академии и всей вашей извращенной истории, это воспоминания, да и те мы постепенно вытравим. Плаха уже дожидается вас, а потом огонь обратит ваши тела в пепел.
Боюсь, сенатор Аврелий в последний раз ошибся. Для еретиков существует много способов смерти. Вы примете ее на рассвете, перед лицом всего города, когда первые лучи светила Всеведущего коснутся меня и благочестивых верующих.
Ардуций не почувствовал страха, и он знал почему: всеобъемлющая печаль и чувство утраты заслонили для него все остальное. Он вздохнул и поскреб висок: место ушиба, несмотря на старания Оссакера, немного побаливало и отчаянно чесалось.
— Колесо совершает полный цикл, не так ли, Фелис? — промолвил он.
Глаза канцлера сузились, как бывало всегда, когда кто-то из нижестоящих осмеливался обратиться к ней по имени.
— Все наши жизни — это циклы, Ардуций.
— И ты предпочитаешь насилие и убийства, в то время как тебе требовалось лишь прислушаться и постараться понять. И нас ты тоже убьешь, хотя прекрасно знаешь, что мы никогда не представляли угрозы твоему влиянию. Нас растили в любви к тебе, подобающей благочестивым гражданам.
— Видимо, никто из нас не склонен изменять своим методам, — промолвила Коройен мягким, почти дружелюбным тоном. — Вы упорствуете в своей лжи. Лжи, надо признаться, столь убедительной, столь
— А ты что, сама не знаешь? — удивился Ардуций.
— Конечно не знаю, — буркнула канцлер. — Нам известно только, что некоторые из малолетнего отродья побежали вниз, в подвалы, а оттуда выхода нет. Найти их до настоящего момента нам не удалось. Но я узнаю, где они прячутся.
— Не от меня, — заявил Ардуций. — И не от кого-либо из нас.
— Не заставляй меня причинять тебе боль.
Ардуций рассмеялся, наслаждаясь яростью на ее лице.
— Ты что, и вправду надеешься пытками принудить к чему-то Восходящего? Неужели тебе не известно, что мы способны подавлять боль? Причем ты даже не сможешь узнать, делаем мы это или нет. Попробуй придумать реальную угрозу. Впрочем, вряд ли у тебя что-нибудь получится: к смерти мы уже готовы.
Коройен пожала плечами.
— Готовы, вот и хорошо. — Оно обежала глазами комнату, и ее взгляд остановился на парнишке из одиннадцатой пряди — Икедеме, Объявляющем Боль, ученике Оссакера.
— Этого!
Икедем закричал, когда огромный, с мощными ручищами солдат сорвал его с кресла и поднял перед собой, держа за шиворот. Бедняга дергался и пытался пинаться, но безуспешно.
Коройен направилась к нему, на ходу доставая из-за пояса длинный, с узким лезвием нож. Он забился еще сильнее, призывая на помощь.
— Никто тебе не поможет, — промолвила Коройен. — Думаю, ты знаешь, где эти щенки. Скажи мне, и я спрячу этот ножик.
— Молчи, Икедем! — крикнул Оссакер. — Не отвечай. Не бойся, ничего с тобой не случится.
— Тронь его и посмотришь, что будет с тобой, — предостерег Ардуций.
В тот же миг на него была нацелена дюжина луков.
— Я так не думаю. Одно движение, и ты умрешь.
— Возможно, это предпочтительно.
— Если ты так считаешь, попробуй что-нибудь мне сделать. — Коройен снова повернулась к Икедему, который взял себя в руки и теперь встретил ее взгляд. — Ну, Икедем. Последняя возможность. Где они?
Она поигрывала ножом перед его глазами. Мальчик молчал. Канцлер поцокала языком и сокрушенно покачала головой. Годы не лишили ее быстроты и ловкости в обращении с ножом. Крепко ухватив рукой левую ногу мальчика выше колена, она полоснула по его бедру. Он закричал от боли. Кровь хлынула из глубокой раны, обагрив низ его тоги.
— Бедренная артерия, а, Оссакер? — сочувственным тоном произнесла Коройен. — Можешь полюбоваться, как он истечет кровью. Или сказать то, что мне нужно, и я позволю тебе сохранить его — для костра.
Икедема била дрожь. Он дергался в беспощадных руках солдата, по щекам струились слезы. Рот открылся в мольбе о помощи, но она так и не прозвучала.
Оссакер встал.
— Успокойся, Икедем. Ты ведь знаешь, что делать. Главное, сохраняй спокойствие.
— Прекрати, Фелис, — сказал Ардуций. — Это тебе ничего не даст.