Призывая Луну
Шрифт:
— Видишь, я мешаю тебе услышать свою интуицию.
— Только потому, что ты все время ноешь, — говорит он.
— Я не ною, — жалуюсь я. И мы оба смеемся. — Эй, серьезно, я знаю, что если у меня и есть какая-то магия, я в итоге разберусь с ней. Не хочу, чтобы ты из-за этого волновался. Но до тех пор я практически бесполезна.
Ли смотрит на меня сверху вниз, и я не могу понять его выражение. Он не раздражен. Он не развеселён. Его лицо почти выражает что-то среднее между этими двумя эмоциями. Он тяжело вздыхает и говорит:
— Рен, ты моя лучшая подруга.
— Ты серьезно? Обещаю, я не обижусь, если ты скажешь «нет», — говорю я, хотя на самом деле не хочу, чтобы он отказал. Ну, что я буду делать одна в этом беспорядке из леса? Но я поднимаю подбородок и дарю ему свою лучшую улыбку «все будет нормально, если ты скажешь нет».
— Я серьезно, и можешь перестать делать это лицо. Я знаю, что ты не хочешь остаться здесь одна. А теперь, искренне прошу тебя, Леди Соловей, прекрати терзать себя и прогуляйся со мной по… — Ли останавливается, подбирая слова, улыбается и говорит: — по прелестным садам графа. — Он предлагает мне свою руку.
— Что ж, пожалуйста, за всю ту помощь, которую я не окажу, — я грациозно приседаю в реверансе и беру его под руку. — Граф, говоришь? Почему не герцог?
— Я думал, что граф — это самый высокий титул.
— Нет-нет-нет. Герцог — это высший из пяти рангов аристократии… — И я с энтузиазмом начинаю лекцию о классовой системе, которая, как я понимаю, уже давно устарела, но которой я одержима в художественной литературе.
Мы идем дальше, и я заканчиваю лекцию, затем перехожу к теме, о которой мы с Ли любим спорить — британские блюда, подаваемые к чаю.
— Я все равно не понимаю, почему сконы так хороши с клостерным кремом, — говорит он, когда мы начинаем соскальзывать вниз по очередному крутому склону.
— Потому что это вкусно, — отвечаю я. — Просто название отвратительное. — Мы спускаемся вниз и находим ручей, который еще не полностью пересох, поэтому осторожно переходим с камня на камень, стараясь не упасть в оставшиеся грязные лужи.
— О, ты имеешь в виду противоположность пахте, — Ли чуть раньше меня добирается до другого берега и поднимается по столь же крутому склону. — Пахта звучит аппетитно, но на самом деле отвратительна.
— Да, точно, — отвечаю я и замолкаю, сосредотачиваясь на подъеме. Я почти ползу на четвереньках и уже смирилась с тем, что никогда не отмою футболку от грязи, сажи и черного налета, как вдруг Ли протягивает мне руку. С глубоким вздохом благодарности я беру его за руку, и он тянет меня на край склона, почти поднимая с земли. Я спотыкаюсь и чуть не падаю, но он меня ловит.
— Осторожно, так ты только сильнее испачкаешься, если упадешь лицом вперед.
Я поднимаю на него взгляд и вновь оказываюсь в его объятиях. «Он всегда здесь, чтобы поймать меня», — пролетает у меня в голове, когда
— Моя крутая футболка с зайцем «STAB RABBIT» испорчена.
— Она не такая уж и крутая, — говорит он.
Я смеюсь и импульсивно обнимаю его.
— Спасибо!
Он крепко сжимает меня в объятиях, а затем отпускает.
— Спасибо за то, что сказал, насколько не крутая моя футболка?
— Нет, — я шлепаю его по плечу, мысленно отмечая, как высоко мне приходится тянуться, и насколько его мышцы твердые, как железо. — Спасибо за то, что не слишком изменился за то время, пока мы не виделись.
Его брови поднимаются.
— Что ты имеешь в виду под «слишком изменился»?
Я передразниваю его фыркание и делаю жест, охватывающий его высокое, мускулистое тело.
— Ну, ты теперь вроде как шесть футов семь дюймов, и это определенно изменение.
— Шесть четыре, — поправляет он меня с улыбкой.
— Да, это.
Его грудь раздувается, и он поднимает руки, принимая позу бодибилдера, демонстрируя свои бицепсы.
— Я, вроде как, размером с баржу, — его низкий голос превосходно имитирует Гастона из «Красавицы и чудовища».
Я знаю, что он шутит, но в его облике столько мужественности, столько взрослости, что меня это отрезвляет. Ли красив. Я понимаю, что это нелепый момент, чтобы осознать это, но теперь, когда я заметила, уже не могу не видеть его другими глазами. Глазами, которые стали старше. Глазами, которые ценят, как его сила, рост и новая зрелость превратили его из моего милого лучшего друга в моего невероятно привлекательного лучшего друга. И теперь, когда я признала эти изменения, мне приходится признать, что они мне нравятся. Может быть, больше, чем должны нравиться лучшему другу. Воспоминания о Лили, улыбающейся Ли вчера вечером в столовой, и нервная, сбивчивая реакция Ли всплывают в моей памяти. Лили знает, насколько Ли теперь привлекателен, и Ли, очевидно, тоже интересуется Лили. Потом я вспоминаю, что почувствовала, когда наблюдала за ними.
Нет. Я не собираюсь становиться одной из тех девушек, которые начинают ревновать, когда их лучший друг заводит девушку. Мои щеки вспыхивают, когда я думаю о том, что сказал бы Ли, если бы мог прочесть мои мысли.
— Рен? Что случилось?
Я моргаю. Ли смотрит на меня. Веселье полностью сошло с его лица.
— Значит, Лили милая… — выпаливаю я.
Его глаза расширяются, и он качает головой, словно сбит с толку.
— Ну да?
— Ты должен с ней поговорить, — говорю я неуклюже.
Ли пожимает плечами.
— Да, она симпатичная. Я видел много её фотографий до того, как мы встретились.
— Что?! — Я даже не пытаюсь скрыть свой шок.
Он смотрит куда угодно, только не мне в глаза.
— Мой отец хочет, чтобы я «выстраивал правильные отношения», — Ли превосходно передразнивает своего отца. — Я должен дружить с сыном сенатора Уэзертона и его очень привлекательной сестрой-близнецом. Мой отец упоминал, что она красивая, столько раз, что я понял, к чему он клонит.