Про Кешу, рядового Князя
Шрифт:
– А можно?
– Я устрою. Неохота, ей богу, проводы тебе портить. Может, в армии тебе мозги вправят.
– А права отдадите?
– После расчета верну.
– Не-ет, товарищ начальник, так не попрет,– хитро щурится Кеша .– Я и сам могу их за четвертную загнать. Четвертную точно дадут.
Завгар даже теряется от такого подозрения, его лицо и шея начинают багроветь. Он медленно вынимает из внутреннего кармана пиджака Кешины водительские
– Поросенком растешь, Киселев!– гневно и в то же время с обидой говорит он.– Смотри, большой свиньей станешь, тогда с тобой по-другому будут разговаривать. Зайдешь за обходной.
Однако номер с предварительным увольнением у завгара не проходит, потому что в это дело вмешивается профком автобазы. Кто-то вспоминает, что именно он, Макарыч, назначен Кешиным наставником, и тогда вовсе поднимается буча. Завгар сподобляется выговора по административной линии. Из Кешиной получки аккуратно изымают за помятое крыло и на остатние дни переводят слесарем. Права же каким-то чудом застряли в его кармане – видать, пожалели парня.
– Галка, погоди!– Кеша с гитарой на плече догоняет девушку в сквере.– Я тебе ору, а ты...
– А мне не нужно орать,– остановившись, сухо отвечает Галка.– Опять меня караулишь? Ну, чего тебе?
– Ты как не родная,– растерянно бормочет Кеша .– Разговор есть. Серьезный. Давай сядем.
Кеша – и вдруг серьезный разговор. Это подкупает. Подумав секунду-другую, Галка опускается на скамейку. Кеша садится рядом. Мысли у него вразброд, и собрать их нет никакой возможности. Чтобы оттянуть время, он начинает настраивать гитару, вульгарно улыбающуюся портретами безымянных красавиц. Может, настроив гитару, он и мысли настроит?
– Я слушаю,– торопит Галка.
– А я еще ничего не говорю,– мелко острит Кеша .
– Ну, знаешь!..
– Погоди, Галка! Ну, не уходи!
Галка всем видом показывает, что только проклятая мягкотелость удерживает ее на этой скамейке. Однако не начнет ли сейчас Кеша признаваться ей в любви? Вон и на лице появляется совершенно несвойственная ему серьезность. Даже синяк под глазом приобретает какой-то торжественный оттенок.
– Хочешь,– выдавливает наконец Кеша ,– я тебе спою?
Галка презрительно хмыкает, но ей все же становится весело. Может, он собирается сказать ей кое о чем словами песни? Недурственная форма признания, совсем как в эпоху рыцарства и серенад.
– Спой, светик, не стыдись.
Кеша откашливается. Торжественный момент. Бренчит гитара.
На диване, на диване
Тишина раздалася...
– Ты что, издеваешься?
Галка оскорблена в лучших чувствах, она даже слов для возмущения не находит.
– Не дуйся, Галка, дальше там нормальные слова, про это... про жирные питания.
–
– И про соседей Гулливеров. Ну, смешно.
– Клоун ты! Говори, чего тебе от меня надо?
Господи, почему она все еще на этой скамейке? Что может быть интересного в этом клоуне?
– Понимаешь,– говорит Кеша ,– у меня последние веселые деньки. Забрили.
– Поздравляю. Может, на пользу пойдет.
Нет, не клеится разговор. Надо ее как-то расшевелить, развеселить.
– А отец знаешь как выразился? Ущербному, говорит, армия, что безногому коньки. Это про меня-то, родную кровиночку!..
Нет, не помогает, сидит, как сфинкс египетский.
Кеша выщипывает из струн какое-то неразборчивое коленце, опасливо косится на Галку и пришлепывает их ладонью.
– А ты мне это... будешь писать мелким почерком?
Девушка отрицательно качает головой.
– А крупным?
Галка меряет Кешу до обидного презрительным взглядом:
– С какой стати?
– Как с какой! Всем пишут, а я что, рыжий?
– Так ведь и я не рыжая.
Галка смотрит на часы. Интересного, как видно, ничего не предвидится.
– Ладно, Кеша , счастливо отслужить. Извини, я спешу.
Кеша хмуро смотрит ей вслед. Возмутительная бессердечность! Он начинает подозревать, что не так уж хорошо разбирается в женской психологии. Все же женщины чересчур переполнены тайнами. Прямо нафаршированы ими.
Поскучав минут пять, он кладет гитару на плечо, как лопату, и бредет из сквера. Зря караулил. Хорошо хоть Галкина фотография у него есть, можно будет в армии изредка любоваться...
Игнорировать парикмахерские Кеша стал с раннего детства. Должно быть, это у него врожденное. Поэтому тропики на его голове буйствуют вовсю. Но в этот раз не больно отвертишься – приказ военкома. И вот тощий пожилой парикмахер, величавый, как потомственный дипломат, стрижет нашего героя под совершенно не модный «нуль». Он снисходительно и, как может показаться, с тенью брезгливости водит машинкой по Кешиной макушке. Время от времени дипломат многозначительно покашливает, словно собирается держать речь. А речь его начиналась бы, пожалуй, так: «Дамы и господа! Перед вами одна из разновидностей головы круглого идиота...» Но старик молчит.
Кеша млеет оттого, что его стрижет такая представительная личность. Даже когда дипломат нещадно выдирает пучки волос, Кеша не перестает уважать его. Одно неприятно: машинка все больше напоминает холодную, липкую лягушку. Ползая по голове, она каким-то непостижимым образом отупляет Кешины мозги. Не потому ли он вспоминает вдруг глупый, к тому же античный анекдот про сумасшедших, которым не нравилось, что их время от времени стригли? Они поднатужились и придумали, как сломать парикмахеру машинку.