Про котов и некотов
Шрифт:
Франт был очень важной частью моей жизни, совершенно незаменимым существом. Я знала, что вечером он придёт ко мне, полежит на моей раскладушке, я буду гладить его, прижиматься к нему лицом, что-то шептать, а он, конечно, всё поймёт и сохранит это в тайне. Что бы ни случалось, даже самое неприятное, один вид кота поднимал мне настроение, я начинала успокаиваться и радоваться.
Есть старая чёрно-белая фотография, где я первоклассница. На ней старшая тётя Люда с печальным и строгим лицом, заплаканная младшая тётя Аля, удручённый сгорбившийся дедушка Гоша, а у меня улыбка до ушей, ведь
Сейчас смотрю на эту фотографию и испытываю сложные чувства.
Прошло какое-то время, и мои родители решили переехать в общежитие пединститута. Было такое деревянное здание сразу по правую руку при спуске с горы по Никольскому взвозу. Сейчас там ничего нет, какие-то заросли. А в семидесятые годы в этом двухэтажном доме кипела жизнь: в каждой комнате жил преподаватель или другой сотрудник института, а то и целая семья.
Ещё в каждой комнате жили клопы. Это такие страшные твари, что даже рассказывать о них неприятно. Днём клопы были мало заметны, зато ночью они активизировались, что твои вампиры. Если удавалось быстро уснуть, я всё равно просыпалась оттого, что всё тело чесалось. Мама боролась с этим кошмаром всеми доступными ей способами, но клопы всё равно побеждали. Было и такое изощрённое средство: ножки кровати ставились в плошки с кипятком или керосином, чтобы клопы не смогли взобраться снизу. Но через какое-то время они сообразили, что к чему, и стали прыгать на меня с потолка…
И зачем я про них вспомнила? Даже бок что-то зачесался. Под майкой, правда, никого нет, и слава богу. Вот застряли эти клопы в сознании. Когда от них вроде бы совсем избавились, открыла я как-то книжку почитать. Книг у нас всегда много было, целые стеллажи. Раскрыла, значит, страницы – глядь – что-то полупрозрачное, как малюсенький листик, и потихоньку движется. Я сначала не поняла, спрашиваю у мамы, а она только взглянула, как охнет, скинула эту заразу на пол. Растоптать клопа, который не ел несколько месяцев, невозможно, потому что он абсолютно плоский, как бумага. Можно поджечь или проткнуть. Первый способ надёжнее, зато треску и вони от него… Гадость какая. Главное, дура, на ночь вспомнила, теперь чесаться буду беспременно.
В общем, переехали мы в это благословенное общежитие, и я решила забрать с собой Франтика. Спросила разрешения у дедушки, он был не против. Бери, мол, неси, мол. Ну, я взяла кота на руки, пронесла его несколько метров, он вырвался и пошёл обратно. Недоумению моему не было предела. Как так? Мы же друзья, как же это: он там останется, а я в другом месте буду. Нет, ты, Франтик, не понял, нам вместе будет очень хорошо, пойдём со мной, мой котик. Как я ни уговаривала, как ни пыталась его унести, кот не хотел покидать старый дом. Так и остался в нём. Сначала я каждый день приходила навещать Франтика, потом через день, через два. Но про кота не забывала, мне его не хватало в новой жизни.
Однажды пришла, а дедушка говорит: нет Франтика, несколько дней уже нет, не возвращается. Как, почему? Да старый он уже, ушёл умирать. Я не поверила, приходила ещё и ещё, но Франтик не вернулся.
Можете назвать меня бесчувственной сволочью, но потерю кота я переживала сильнее, чем смерть бабушки, а потом дедушки. Когда умерла баба Наташа, я даже не знала об этом, мне что-то сочиняли про неё, и потом не верилось, что бабушки нет, казалось, будто она просто уехала куда-то. Когда умер дед Гоша, я уже понимала, скорбела вместе со всеми, сначала испугалась, потом грустила, однако это не стало чем-то непоправимым, настоящим ударом. Что делать? Люди умирают. Но когда я поняла, что Франтика больше нет, то меня зашатало. Мир стал иным, восприятие изменилось, я не узнавала привычных очертаний. Всё потонуло в горе и слезах, в груди давило, трудно было дышать. Я шла, придавленная этим горем, как горой, еле передвигая ноги.
Я уже знала,
Глава третья. Чернушка и Бальзамин
– Будь котов!
– Всегда котов!
После Франтика много лет не было у меня никаких котов, пока я не поступила в аспирантуру Герценовского института в Ленинграде. Мы так его в обиходе называли. Официально он именовался ЛГПИ им. А. И. Герцена, потом, после всяких политических метаморфоз, РГПУ им. А. И. Герцена. Три года жила я в Ленинграде-Петербурге, а именно в шестом аспирантском общежитии на территории университетского городка. У него (у общежития) было удачное расположение: выходишь из здания, напротив – пятое общежитие, чуть правее – арка, идёшь вперёд и видишь слева памятник Ушинскому и административный корпус, а справа – выход к реке Мойке. Мне очень нравилась строгая красота набережной, прямые линии, серые оттенки неба, воды и гранита, я любила стоять там и смотреть вниз, на волны, накатывающие на ступени, по которым можно было спуститься прямо в воду, и вдаль, поворачивая голову то направо, к Невскому проспекту, то налево, к Гороховой улице. Если из общежития пойти не вправо, а влево, то там тоже будет арка и выход к Казанскому собору. Очень удобно. Была ещё пара проходов, вдалеке от нашего общежития, до которых мне идти было как-то лень.
Зная несколько выходов с большой территории университетского городка, этим пользовались не только преподаватели и студенты, но и аферисты. Одна из таких драм разыгралась на моих глазах. Мы с Володей выгуливали нашего котёнка Максика рядом с главным входом, где памятник Ушинскому, вдруг со стороны Мойки вбежали два парня и быстро скрылись в арке-проходе между зданиями разных факультетов. Где-то там занимались физики, где-то философы и прочие умные товарищи. Мне такая скорость показалась несколько странной, но мало ли почему люди быстро бегают? Оказалось, моя интуиция верно уловила душок криминала, так как спустя секунд десять, запыхаясь, словно гнались по следу (кого? зайца? волка? волков в овечьей шкуре, вот кого!), появились две женщины средних лет. Увидев нас, внешне таких приличных и внушающих доверие, они остановились и спросили, не видели ли мы двух парней. Мы ответили утвердительно. «Они нас обманули! Подсунули „куклу” вместо денег!» – и женщины побежали в указанном нами направлении. Конечно, мошенников они не догнали.
Но, упомянув Максика, я опережаю события. Он ведь не сразу на свет появился. Этому предшествовали весьма драматические истории.
Поселилась я, значит, в шестом аспирантском общежитии. Правда, это произошло не сразу после поступления. В отделе аспирантуры сказали обратиться к коменданту Эмме Серафимовне, штаб-квартира которой находилась в пятом общежитии.
О, можно мне небольшое лирическое отступление? Оно навеяно редким отчеством коменданта: стало быть, отца Эммы звали Серафимом. Хорошо, что не Херувимом. Впрочем, в ангельской иерархии серафимы на первом месте, значит, всем Серафимам, Серафимовичам и Серафимовнам на роду написано быть начальниками. Девять чинов ангельских с удивительной иронией обыграл в своей комедии «Дело» наш драматург Сухово-Кобылин: в комментарии действующие лица разделены на Начальства (отсылка ко второй ангельской степени – Господствам), Силы (Силы, они и в иерархии Силы), Подчинённости и Ничтожества. Тут одни ремарки уже говорят о таланте автора.
Всё, продолжаю.
Я зашла в пятое общежитие, пообщалась с дщерью Серафима, на хитроватом лице которой был написан нескрываемый меркантильный интерес. Дама была опытная, прошла сквозь огонь и воду, это выдавало потрёпанное немолодое лицо, уверенный, чуть вульгарный голос и манеры барыни, окружённой приживалками. У меня с собой не было никаких подарков, ведь я не знала, как нужно себя вести с такими людьми. Эмма Серафимовна была весьма любезна, пообещала поселить меня в общежитии, как только там освободится место.