Про любовь, ментов и врагов
Шрифт:
Назели Терзян, сотрудница канцелярии МИДа. Дважды звонил ей из дома накануне убийства;
Гретта Айсорова, риэлтор в агентстве недвижимости. Часто созванивались и виделись в последнее время;
Анаид Мардукян, владелица кафе «Каскад». В последнее время Лусинян был дважды замечен в кафе за беседой с ней.
Проставив еще несколько фамилий и дойдя до Камиллы Султановой, Шварц чертыхнулся и закурил:
– Ну, Арамис, ну, мушкетер чертов, мало ты меня при жизни доставал, так нате вам, гробь время на всех твоих блядей…
Список был необъятный, а на каждом листе
В дверь тихо постучали.
– Войдите, – рыкнул Шварц, захлопнул папку и спрятал ее в ящик стола. В дверях, в шубке из целой стаи неизвестных Шварцу зверьков, возникла фигурантка № 5, Светлана Гаспарян.
– Так значит, вы – Светлана Гаспарян, бывшая учительница физкультуры в средней школе номер четыреста одиннадцать, – проговорил скороговоркой Шварц и уставился на удалую подружку Арамиса, изучая конфигурацию объекта.
Над не по-женски боевым носом нависала выпуклая челка, берущая начало под кожаной кепкой. Крошечные по армянским стандартам, но яркие глазки-изюминки на белоснежном лице задорно щурились на Шварца. Ниже все скрывали шуба и сапоги.
– И что он в ней нашел? – подумал было Шварц, но взгляд профессионала безошибочно определил, какую нефертитьевую шею, точеную фигурку гимнастки и стройные ножки следует иметь в виду. – А вот нос что не состригла – молодец!
Свидетельница уселась на выживший в кабинете с доисторических времен венский стул, скрипнула им, закидывая ногу на ногу, расстегнула шубку, демонстрируя идеальную шею и аккуратный бюст над тонкой талией, достала сигарету. Шварц медленно, со знанием дела, устремил на нее давно отрепетированный тяжелый взгляд, менторски отчеканил: «У-нас-не-курят», – и потянулся за анкетой для допроса. Светлана пожала меховыми плечами и спрятала сигарету в аккуратный кожаный футлярчик.
Шварц приступил:
– Фамилия, имя, отчество?
– Вы же са-а-ами сказали. Гаспарян. Светлана Гра-а-антовна, – запела гимнастка типично бакинским говором.
– У нас такой порядок. Год рождения?
– Тысяча девятьсот шестьдесят восьмой.
– Место рождения?
– Город Баку-у-у.
– Социальное положение?
– А-а-аховое, – сострила Света.
– В смысле?
– Родители работали инженерами на заводе кондиционеров в Баку-у-у. В девяностом сумели бежать в Ереван. С тех пор не работают и живут на пособие в гостинице, бомжовке для беженцев.
– А вы? – сурово продолжил Шварц, не дав сочувствию проявиться.
– Я тогда училась здесь в Институте Физкультуры. Окончила в девяноста пе-е-рвом.
Шварц заполнил графу, внутренне забавляясь распевкой Светы, и продолжил:
– Судимость? Привлекались?
– О Бо-о-оже мой, – устало вздохнула Света.
– Ну да. В девяноста четвертом находилась под сле-е-едствием как помощник директора кооператива «Шининвест». Но в связи с непричастностью к финансовым операциям была выпущена из абовянского СИЗО всего через три недели после задержа-а-ания.
– Ага, – обрадовался Шварц, – это та самая финансовая пирамида, что кинула наших доверчивых граждан на пять миллионов баксов?
– Четыре
– Сейчас работаете?
– Работаю. Помощник заместителя директора государственного агентства недви-и-и-жимости, – гордо выдала спортсменка, которая и вправду была, очевидно, хорошим помощником. Раз уж взяли на работу в госструктуру при наличии слегка замаранного прошлого. Или за это и взяли? Надо разобраться.
– Замужем?
– Да-а-а…
– Полное имя мужа?
– Левон Ншанович Алтынов, тысяча девятьсот пятьдесят девятого года рожде-е-ения.
– Когда оформлен брак?
– Пока не оформлен, но мы женаты почти го-о-од.
– То есть вы не женаты, а сожительствуете, – поправил Шварц.
– То есть мы не сожительствуем, а состоим в гражда-а-анском браке, – укоризненно поправила его гимнасточка.
– Это вы про Ленина с Крупской начитались и на нынешних «звезд» насмотрелись, Светлана Грантовна, – распахнул специальную улыбку Шварц: когда надо, он умел улыбаться профессионально-омерзительно. – Вот если бы вы расписались в загсе и не пошли в церковь, брак был бы гражданским. А так – это сожительство, которое при условии совместного ведения хозяйства квалифицируется как фактический, но отнюдь не юридический брак. Понятно объясняю?
– Угу-у-у, – расстроенно протянула Света, и Шварцу даже стало ее жаль.
– Вот и хорошо. Ранее в браке состояли?
– Расписалась, состояла, развела-а-ась.
– Вы с бывшим мужем проживали на той же улице? – справился Шварц.
– О Го-о-осподи, – поежилась от чрезмерной информированности Шварца Света. – Ну да. Мы как раз жили в доме напротив, Демирчяна, 38.
– А сейчас где проживаете? – спросил Шварц, успевший разузнать о скандалах Светы с первым мужем благодаря всё тому же информатору.
– Демирчяна, 36, квартира четыреста двена-а-адцать.
– Это ваша квартира или Алтынова?
– Это наша квартира, – поправила Света, – Лёва летом купи-и-ил.
– Лёва летом купи-и-ил.
– На чье имя?
– Не зна-а-аю… – задумалась Света. – Наверное, на свое.
– Да, Лёва верен себе и наверняка кинет и эту фигуристую дурочку, – подумал Шварц, а вслух спросил:
– Какого рода отношения связывали вас с Лусиняном?
– Мы с ним учились в одном институте. И вообще он старый това-а-арищ… В смысле – мой и му-у-ужа, – пропела Света, – они в детстве жили на одной улице…
– И всё? – уставился на нее Шварц.
– Да-а-а, – протянула она без настроения.
– Где был ваш муж в ночь с восьмого на девятое декабря? – неожиданно спросил Шварц.
– Был в рабочей поездке в Стамбул. Уехал четвертого, за несколько дней до этого… – Света всхлипнула, достала из сумки футляр с разовыми платочками, хрюкнула в один из них и продолжила: – а вернулся одинадцатого, в день похорон.
– Потому что узнал об убийстве Лусиняна?
– Нет, – Светлана повторно всхлипнула и убрала футлярчик, – он надолго там не остается. Так, недели две-три. Бывает, на неделю. Это еженедельный рейс.