Про психов. Терапевтический роман
Шрифт:
Косте сильно хочется писать. Он обращается к медсестре с просьбой показать ему, где туалет. Медсестра указывает на дверь курилки. Костя удивляется, но не переспрашивает. Входит в курилку. Тот же вездесущий коричневый кафель, дерматиновые банкетки вдоль стен, сильно накурено. В дыму больные ведут смутные разговоры, кто-то просто сидит, смотрит перед собой отсутствующим взглядом. Костя много потом видел таких людей, похожих на позабытые сломанные вещи.
Он прошелся по курилке и обнаружил дверь туалета с большим панорамным стеклом. За ним виднелись стоящие в ряд унитазы. Перегородок, дверей, кабинок нет. Неопрятный мужик сидит на одном
– Я хочу пить.
– Чайник в столовой, – отзывается медсестра.
Костя бредет в сторону столовой.
В коридоре неожиданно много людей. Деловито бегают медсестры, больные с разной скоростью и амплитудой перемещаются по небольшому замкнутому пространству отделения.
В столовой несколько больных, человек пять, сидят вокруг прямоугольного обеденного стола. Скатерть снята, в центре стола лежат цветные карандаши, фломастеры, пастельные мелки, бумага, красивые картинки с замысловатыми узорами. Больные увлеченно раскрашивают эти узоры, беседуют. С ними сидит молодая девушка, похожая на юношу.
Девушка-юноша без белого халата тоже увлеченно раскрашивает узоры. Костя подходит к столу и растерянно зависает. Позже он узнает, что это – специалист по социальной работе, человек, который призван помогать больным возвращаться в социум, что действо в столовой называется открытой арт-терапевтической группой, а картинки – мандалами. Пока же вид прилежно раскрашивающих картинки взрослых мужиков под присмотром девушки-юноши приводит Костю в замешательство. Сумасшедший дом он представлял себе по-другому.
– Хотите порисовать с нами? – предлагает девушка.
Костя смущается, отрицательно мотает головой и отходит. Укрыться негде. Пошарив взглядом по стенам столовой, он зацепился за листок с машинописным текстом, висящий над окошком раздачи еды. Чтение обычно успокаивало, он подошел поближе и начал читать.
Меню на пятницу
Завтрак
Сельдь, картоф. пюре.
Ост. яйцо, каша манная мол.
Всем чай с лимоном.
Обед. I бл.
Суп из сборных овощей вегетар.
Суп гороховый.
Суп овсяный вегетар.
Суп-пюре из зеленого горошка.
Обед. II бл.
Суфле из отвар. кур. Рис отвар. прот.
Куры отвар., свекла тушеная с растит. маслом.
Куры отвар., картофель отвар.
Куры отвар., капуста тушен.
Обед III бл.
Компот из сухофруктов б/сах.
Компот из сухофруктов.
17.00
Колбаса отвар.
Всем фрукты.
Ужин
Азу, макароны отвар.
Биточки мясные, каша гречневая расс.
21.00
Кефир.
Костя перечитал меню несколько раз. «На завтрак селедка с картошкой», недоумевал он. Никогда раньше не ел на завтрак селедку с картошкой. Над меню висела
Он вернулся к рисующей компании и, на секунду задумавшись о том, какой тон здесь уместен, сказал:
– Господа, помогите мне, пожалуйста, очень хочется пить.
С места сразу сорвался высокий черноглазый мужчина лет тридцати. Унесся и немедля вернулся со стаканом воды.
– Пей больше, от лекарств сушит очень. – Протянул руку: – Фаниль, мент.
Костя пожал руку:
– Костя, учитель истории.
Косте дали стул, карандаши, сунули в руку листок с узором, на котором по-немецки было написано название костела, откуда взят этот узор. Было похоже на урок рисования. Костя аккуратно стал оглядывать соседей. Озаботился тем, что вокруг безумцы. Не такие, как он, а настоящие. Страшновато. Но за столом – сосредоточенная творческая атмосфера. Взрослые мужчины в пижамах сидели и раскрашивали узоры. Это впечатляло.
Сильно выделялся один: неопределенного возраста, в кожаных штанах, в бандане, в майке с надписью «Человек-волк». Его звали Мориц. Костя долго думал о том, настоящее ли это имя, для русского уха, мягко говоря, необычное, но спросить так и не решился. Да и все остальные так его и звали – Мориц.
У Морица были аристократические манеры; вскоре стало видно, что он прекрасно разбирается в психиатрии, может поставить с ходу несколько весьма точных диагнозов. При этом, если с ним начинали разговаривать, он довольно быстро переходил на любимую тему о том, как его маленьким родители отдали для опытов в КГБ вместе с группой других одаренных детей. В результате этих опытов дети получили суперспособности, которых КГБ потом страшно испугалось. Часть из них «уничтожили», некоторых долго облучали, а самых непокорных держали в психбольнице. Эта часть истории Морица коррекции не поддавалась, невзирая на все возможные психотропные препараты.
Мориц был звездой больницы, администрация звала его по имени, никто точно не знал, чего от него можно ожидать. Он не слышал голосов и не видел галлюцинаций, вел себя вполне предсказуемо, однако представлял себе реальность настолько своеобразно, что понять, гений он или псих, не представлялось никакой возможности. В больнице же наступала полная определенность. Склонности к насилию Мориц не обнаруживал, несмотря на устрашающий маскарад в одежде, но профессионально выносил мозг любому, даже очень опытному психиатру. Больные Морица уважали за ум и это чудесное умение уничтожить мозги профессионалам, побаивались и звали разрешать конфликты.
Мориц вцепился красивыми, подкрашенными глазами в Костю.
– А не разрешите ли, любезнейший, узнать, что такой почтенный человек, как учитель истории, забыл в нашем богоугодном заведении, приюте отверженных и несправедливо угнетенных?
Чем занимался Мориц, когда не лежал в больнице, доподлинно не известно. Сам он считал себя поэтом и на всех творческих вечерах в больнице был звездой первой величины. Стихи в основном были про одиночество, несправедливость и любовь. Доминировала тема волков.