Проба пера
Шрифт:
Незнакомки среди них не оказалось. Это, конечно, ничего не значило. Она могла подняться в номер, а могла поехать покататься на бричке или просто выйти на крыльцо, подышать свежим воздухом.
На всякий случай Степан вышел на улицу. Здесь стояли два парня в ливреях. Один отгонял машины на стоянку, второй встречал и провожал гостей. Кучеры, собравшись у передней брички, курили, болтали. Но стоило Степану сделать шаг от дверей, как разговоры немедленно смолкли.
— Ребята, — Степан закурил, — не видели здесь женщину? Такая модельная. В оливковом платье.
Уж если не познакомиться, то хотя бы узнать
Парни переглянулись. Затем один из них покачал головой:
— Нет. Не было.
— Минут десять назад. Не было, точно?
— Нет. Компания какая-то уехала, минут пять как, а больше никто не уезжал.
— Понятно, — в другое время Степан сунул бы парням крупную купюру, но сегодня в его карманах, благодаря стараниям отца, гулял ветер. — Спасибо.
— Да не за что.
Степан вернулся в фойе. Взял в баре бутылку «Миллера», скрутил пробку и пошел на второй этаж. В коридорах горел приглушенный свет, на стенах красивыми яркими волнами висели гирлянды, сплетенные из странных цветов. Степан никогда прежде таких не видел. Он коснулся одного цветка рукой. К его немалому удивлению, цветы оказались живыми. Над дверями роскошного «люкса» висел внушительных размеров транспарант: «Союз да Любовь, Дима и Наташа!!! В добрый путь!!!» Последнее явно придумывали долго. Степан прошел по коридору, попивая пиво прямо из горлышка. В коридорах незнакомки не было. Не ломиться же ему в каждый номер.
Пиво закончилось посреди третьего этажа. Степан поставил бутылку у дверей какого-то номера и продолжил путь «всухую». Закурил, стряхивая пепел на ковер. Плевать ему было на порядок. Все схвачено, за все заплачено. Его отцом. «Папой».
— Да здравствует дон, мать его, Корлеоне, ёптыть! — гаркнул ни с того ни с сего Степан и засмеялся.
Он нашел их на четвертом этаже. Из-за дверей двухкомнатного номера раздавались такие сладострастные и громкие стоны, что Степан остановился, будто налетел на стену. Он почему-то сразу поверил, что это ОНА. Какой-нибудь, мать его, актеришка трахает ее во все дыры. А она воет, как шалава вокзальная. Или и того круче, бык какой-нибудь из охраны. Ладно еще, если из своей, а ну как из чужой? А впрочем, плевать было Степе, бык, не бык… Он коротко врубил по двери ногой. Пониже замка. Створка распахнулась, гулко грохнувшись о встроенный шкаф. Степан шагнул в номер, заорав во всю глотку:
— А вот и я!!!
Стоны сразу смолкли, сменившись подозрительным шебуршанием. Степан прошел в спальню и сразу увидел тела. В темноте они выглядели как привидения. Протянув руку, Степан щелкнул выключателем. Яркий свет залил комнату.
На кровати, кутаясь в простыню, сидел смазливый свидетель. Шмотки его были раскиданы по всей комнате. Алая лента болталась на приоткрытой дверце шкафа. За ним, натянув одеяло до подбородка, испуганно лупая распрекрасными глазами, лежала конфетка-свидетельница. Степан хмыкнул. В отличие от этих двоих, он смущения не испытывал. Напротив, находил ситуацию забавной.
— Трахаетесь? — вполне невинно спросил Степан, разглядывая миленькую мордашку девицы. — Ну, трахайтесь, трахайтесь.
— Мы… — свидетель растерянно оглянулся на подругу.
— Да
Девица, словно бы ненароком, приспустила одеяло, демонстрируя вполне приличную грудь с вполне аккуратным, округлым сосочком.
— Нет… То есть… — Свидетель попытался встать, но Степан щелкнул выключателем, и комната вновь опрокинулась в темноту.
— Только ты, козел, — заявил он на прощание, — сейчас рядом с Димкой в зале должен сидеть, а не с девкой в кровати валяться, понял?
И направился в прихожую. Степан чувствовал невероятное облегчение, что стонущая девица, кувыркающаяся в постели с этим смазливым хлыщом, все-таки не ОНА. Впрочем, ОНА бы и не легла с ТАКИМ. Порода не та.
Степан шагнул из номера, и в ту же секунду на плечо ему легла тяжелая рука. Он резко обернулся. За спиной стоял Боксер.
— Ты чего… — Степан почувствовал, что у него непроизвольно затряслись колени. — Напугал, блин… — И тут же в голову пришла шальная мысль: — Ты чего, выслеживал меня, что ли?
— Братан, — негромко и очень серьезно сказал Боксер, — давай без байды этой обойдемся. А то с меня твой отец конкретно три шкуры спустит. Ладно? Кончай лютовать. Чисто свадьба сегодня, понимаешь? Люди хорошие пришли, сидят, реально, без понтов всяких, радуются, отдыхают. Не надо вечер портить.
Поднявшись на лифте на третий этаж, Боксер толкнул первую попавшуюся дверь, нарвался на какую-то парочку, извинился, вышел, толкнул следующую. Номер оказался свободен.
Боксер довел уже скатывающегося в сон Степана до широченной постели.
— Ты хоть стоять-то можешь, малой? — спросил здоровяк.
Степан мутно взглянул на него.
— М-могу…
— Ну, постой тогда, — Боксер сдернул с постели покрывало. — Как чувствуешь-то себя?
— Н-нормально…
— Не тошнит?
— Н-нет…
— Хорошо. Ну, тогда… За «козла» надо отвечать, братан.
Боксер коротко и резко ударил Степана под ложечку. Тот задохнулся, рухнул на колени, хватая ртом воздух. Боксер помог ему подняться, уложил на кровать, укрыл и вышел, погасив свет.
Вячеслав Аркадьевич пребывал в крайне дурном расположении духа. Сказать по совести, его мало волновало, как посмотрят на организацию празднества родители невесты. В конце концов, не они платят. Их девчонка сама выбрала себе жениха, теперь могут не жаловаться.
Он был против этой свадьбы. Ему не нравилось, что Димина избранница из богемной среды. Папа какой-то там музыкант, лабает в провинциальном оркестре, не то в Дубне, не то еще где. Мама вела самодеятельный театральный кружок. «МХАТ для бедных», — оценил его Челнок. Дочка поступила во ВГИК, года три или четыре назад закончила, стала киноактрисой. Девочка была вполне броской и, судя по словам Димы, довольно талантливой, но… «Актерам нельзя доверять, — сказал Вячеслав Аркадьевич сыну. — Никогда не знаешь, правду они говорят или играют». Да и слишком много соблазнов вокруг. Съемки, поездки, фестивали. Но Димка внезапно проявил совершенно не свойственное ему упорство. Он стоял на своем, и в конце концов дошло до того, что Дима заявил: «Даже если ты не дашь своего согласия, мы все равно поженимся». И ведь так и поступил бы, поганец. Мало-старший по глазам это понял.