Проба
Шрифт:
Тщетно. Они всеми силами пытались внушить Полю, что он по-прежнему один из них. И ему положено испытывать чувство облегчения и радость: вот если они станут, скажем, обнимать его, как это делают земляне, тогда у него действительно будет повод для беспокойства. Просто все члены семейства Местойвов по очереди покупали еду в деревне Иоуори, и теперь снова пришла его очередь. Проще не бывает.
– Конечно, пама, - бегая пальцами по клавишам вокализатора, пропищал он то, что от него ожидали услышать.
– А можно мне будет посмотреть представление флуэлей?
Он не переносил местные развлечения,
– М-м-м, а как же...
– затянул Поммоп, решив, видимо, как всегда, высказать свои соображения о том, что вредно баловать детей, но тут его перебила Моппом.
– Не вижу в этом ничего плохого, Помс. Вайю вел себя последнее время очень хорошо. Он даже не линяет в пещере, как Иоувии, - добавила она одобрительно.
– Ну тогда я сейчас и отправлюсь, - сказал Поль, торопливо вскакивая.
– Сядь и доешь моркатину, - сурово приказал Поммоп.
– Чтобы мой ребенок появился в деревне ненакормленным! Что подумают старейшины?!
– Я тут ни при чем, - сказала Моппом.
– Ребенок едва притрагивается к пище. Клянусь, я иногда просто не знаю, что с ним происходит. Должно быть, у него чесотка от росы.
Наконец утренняя кормежка закончилась. Семейство пожелало ему безопасного дня, Поммоп выдал Полю деньги на покупки (высушенные радужные подкрылья каменного скарабея), после чего они усердно принялись нахваливать друг другу цвета утреннего неба. Это давало им возможность не замечать в высшей степени неортодоксального способа отбытия Поля. Пока они все смотрели вверх, Поль весело выкрикнул: "Расправим крылья - и ввысь, и вдаль!..", после чего тихо слез с каменного карниза.
Цепляясь руками за выступы камня, Поль продолжал спускаться и вдруг поймал себя на том, что он, не переставая, бормочет: "Двадцать семь дней адских мук, еще целых двадцать семь дней. Огромная ответственность падает..." Он замолчал. Слово "падает" не вызывало приятных ассоциаций: до дна ущелья было еще далеко.
На самом деле по земному счету оставалось только двенадцать дней при четырехстах двадцати уже прожитых. Просто шеклианские дни короче земных, а стандартный галактический год гораздо длиннее. Но именно такой год он и должен продержаться.
Интересно, подумалось ему, если он упадет и разобьется, будут ли установлены дипломатические отношения между Землей и Шекли? В том случае, если шеклиты вернут его тело на Землю, видимо, нет; если же они похоронят его у себя, на семейном кладбище, и станут оплакивать как своего сородича, тогда, очевидно, все будет в порядке. Разумеется, при условии, что настоящий Вайюео, живущий вместо него на Земле, тоже покажет себя с лучшей стороны.
По мере того как он спускался вглубь, стены ущелья поднимались все выше и выше над его головой. Усилием воли Поль снова заставил себя сосредоточить внимание на поисках надежных опор, стараясь не замечать капелек пота, скатывающихся по шее в уже промокший на спине джемпер. "Наверняка настоящему Вайюео приходится гораздо легче, чем мне", - подумал он с горечью, и перед его внутренним взором
Интересно, должен ли он спать в одной постели с Мэрилин? Наверное, когда жена засыпает, Вайюео сползает потихоньку с кровати и зависает вниз головой на вешалке для одежды. Этот поворот мыслей вызвал у Поля прилив симпатии к своему далекому двойнику.
Наконец он добрался до дна ущелья. Высоко над головой светила ему узкая полоска теплого лимонного цвета. Дно расселины густо покрывали заросли псевдокустарника, дикотравья и хлопучего терновника, среди которых протекал ручей Кулууве. Всего в семь метров шириной и метр глубиной, ручей тем не менее славился обилием червей-костоломов. Поль бродил по кустам минут десять, прежде чем отыскал лежащее поперек ручья поваленное огненное дерево.
Ствол дерева был достаточно толстым, но слишком скользким от выделявшегося сока; Полю пришлось сесть на него верхом и на руках, дюйм за дюймом, продвигаться к другому берегу. Добравшись до середины, он заметил роджериану. Сонная ящерица лежала, наполовину высунувшись из воды; длинный хвост ее болтался в быстром течении, словно лента. Увидев Поля, она как будто в задумчивости высунула и тут же убрала язык.
– Хочешь рассказать мне о том, что тебя беспокоит?
– спросила роджериана.
– Я сомневаюсь, что ты сможешь мне помочь, - ответил Поль.
– О, ты сомневаешься, что я смогу тебе помочь?
– спросила ящерица. Почему бы это?
– Потому что, - ответил Поль язвительно, - у тебя ума не больше чем у древесной лягушки, и ты не понимаешь ни слова из того, что говоришь.
Он добрался до места, где ящерица уцепилась за ствол дерева, и остановился, выжидая, когда она подвинется. Роджериана моргнула сонными глазами и уставилась на Поля.
– Ты сомневаешься, что я смогу помочь тебе, потому что я не понимаю ни слова из того, что говорю?
– спросила она наконец.
– О боже! Избавь меня, пожалуйста, от своих психоаналитических штучек, - сказал Поль. Он согнул правую ногу и принялся растирать голень.
– Твоя так называемая речь в действительности не что иное, как комплекс развитых приспособительных реакций, совершенной памяти и способности к подражанию. Внешне все это здорово, но на самом деле в твоей крокодильей башке нет ни одной мысли.
– А каким образом, по-твоему, это связано с тем, что тебя беспокоит? спросила роджериана.
Поль, принявшийся было за другую ногу, даже замер.
– А ты знаешь, это хороший вопрос. Если бы не вы, эмпатические ящерицы, я бы давно отсюда сбежал, и совесть бы меня не мучила. Но на Земле очень хотят заключить контракт на импорт огромного количества твоих сородичей. Может быть, у вас и нет ни одной разумной мысли, но вы определенно способны помогать людям справляться с их собственными проблемами. А теперь подвинься.
– Не думаешь ли ты, что я способна помочь тебе справиться с твоей собственной проблемой?
Иногда понимание того, что это всего лишь приспособительная реакция, давалось с трудом.