Пробирная палата
Шрифт:
Анакс замолчал, глядя на что-то.
– В чем дело? – спросил Бардас.
– Бракованные медные заклепки, – проговорил Анакс таким тоном, будто заметил трещину в небе, на которую никто не обращал внимания. – Посмотрите сюда, видите? – Он ткнул длинным, ломким на вид пальцем в чашечку наколенника. – Посмотрите на заклепки. Их сорвало.
Бардас посмотрел, но ничего особенного не увидел.
– Да, вижу. И что это означает?
Старик огорченно вздохнул:
– У медных заклепок есть одно важное качество. Медная заклепка, когда вы подвергаете ее чрезмерной нагрузке, растягивается, вот так, как здесь. – Он
Стоявший чуть поодаль Болло, похоже, потерял терпение. Вскинув топор, он неожиданно резко развернулся и обрушил свое оружие на плечо Железного Человека.
– Лязгнуло, – сказал Бардас. – Плохо?
– Ужасно, – уныло ответил Анакс. – Но они знают, что делать. Двойная подкладка под наколенник. Не выход, но кое-что. По крайней мере тот, кто позаботится об этом, обойдется без раздробленной ключицы. Но это неправильно. И я это знаю.
– Да, конечно, – согласился Бардас.
– В том-то и дело, – сказал Анакс. – Я всегда все знаю.
Теудас Морозин нашел-таки корабль, то есть поговорил с одним дельцом, занимающимся оптовыми поставками миндаля, который общался примерно неделю с каким-то капитаном, упомянувшим, что как только он найдет покупателя на свой груз, балясины из черного дерева для балюстрады (откуда у него взялись эти самые тридцатидюймовые балясины, он не знал, как не знал ни цены на них, ни того, есть ли вообще спрос на подобного рода товар), то сразу же купит 700 мешков прекрасных утиных перьев, заказ на которые ему сделал один человек в Ап-Хелидоне; только проблема заключалась в том, что за этими самыми перьями ему еще придется идти в Перимадею – точнее, туда, где когда-то была Перимадея.
– Хотя, – сказал капитан, – возможно, дело не такое уж и выгодное, потому что никто не знает, насколько велик или мал этот мешок.
Тот человек, с которым разговаривал Теудас, спросил, почему же никто не поинтересовался, насколько большие эти мешки, но капитан ответил, что это не имеет такого уж большого значения, поскольку даже если мешки окажутся на самом деле меньшими, чем обычно, то все равно перьев будет очень много.
– Понятно, – сказал Геннадий, когда племянник объяснил ему все это. – И ты надеешься, что когда человек, занимающийся перьями, явится за своим грузом, то он заберет с собой нас.
– Да, – сказал Теудас. – И тогда мы вернемся домой. А вы что думаете?
Геннадий помолчал, обдумывая ответ.
– Трудно сказать. Если мешки маленькие, то он, возможно, не станет их брать. А если большие, то нам может не хватить места на корабле. И кроме того, ты ведь сам сказал, что ему еще надо найти покупателя на черное дерево, на эти ступеньки или что там еще.
– На балясины, – поправил Теудас. – Ну вот, а я-то думал, что вы обрадуетесь.
Геннадий почесал нос.
– Я лишь пытаюсь сказать, чтобы ты не питал больших надежд, вот и все.
– Нет, нет! – запротестовал юноша, складывая руки на груди и отводя глаза. – Куда угодно… только не оставаться здесь. Здесь – это нигде.
По ту сторону палатки запели. Пел мужчина, а еще кто-то подыгрывал ему на дудке и некоем струнном инструменте. Слова песни были довольно незатейливы:
На веточке тонкой кузнечик сидел, На веточке тонкой кузнечик сидел, На веточке тонкой кузнечик сидел, цыпленок кузнечика взял да и съел.
А вот музыка, быстрая и веселая, радовала слух, да и исполнитель, похоже, получал от пения истинное удовольствие. Во всяком случае, эти бодрые звуки немного отвлекли Геннадия от других, куда менее приятных, гвоздем сидевших у него в голове.
– Рано или поздно, – сонно пробормотал он, – какой-нибудь корабль будет. Надо лишь набраться терпения, вот и все. Не стоит принимать поспешных решений. Нам ни к чему приближаться к западному берегу. Активность ради активности – пустое занятие. А кроме того, если я умру, как ты объяснишь это Эйтли?
Слова дяди вызвали у Теудаса вспышку раздражения.
– Не понимаю, при чем тут это? И что за разговоры о смерти? Чушь! Вы не столько больны, сколько просто ленивы и не хотите ничего делать.
Геннадий улыбнулся:
– Наша сиделка не согласилась бы с твоим заявлением. Она утверждает, что мне нужен отдых. После всех испытаний, выпавших на нашу долю…
– Вот как? И что же это за испытания такие? Назовите хоть одно. Что-то я не помню ничего ужасного. То есть я хочу сказать, что мы же все время были вместе, но я ведь не валяюсь и не жалуюсь.
– Ладно, – смеясь, ответил Геннадий, – ладно. Если твой приятель с утиным пером все же появится, если нам будет с ним по пути и если у него на корабле найдется место для нас, то мы отправимся с ним. Думаю, и плавание будет не лишено приятности, мы уляжемся на эти мешки и…
Теудас поднялся.
– Пойду прогуляюсь, – сказал он. – Боюсь, с вами у меня не выдержат нервы.
Было тепло, так тепло, что жизнь, казалось, замерла. Все, кому повезло отыскать хоть какое-то укрытие от солнца, лежали в тени. Трое музыкантов – слава богам! – перестали терзать слух Теудаса своим ужасным пением и укрылись за большой деревянной рамой с большим кувшином, который передавали друг другу, и чашкой с орехами.
– Эй, – окликнул Теудаса один из рабочих, – как чувствует себя твой друг?
Юноша остановился.
– У него все в порядке, – ответил он, не зная, что еще сказать.
– Хорошо. – Незнакомец поманил его к себе. Проигнорировать призыв было трудно, но подойти еще труднее. Вспомнив совет Геннадия, Теудас заставил себя приблизиться и сесть рядом с тремя незнакомцами. – Это правда, что о нем говорят?
Теудас напрягся.
– Не знаю, – сказал он. – А что о нем говорят?
Мужчина рассмеялся и передал юноше кувшин.
– Говорят, что он колдун. Один из шастелских колдунов. Так что, это правда?