Пробить камень
Шрифт:
— Я не знал, — ошарашенно сказал Меркулов. — Антон… Я же ничего не знал! Но, черт тебя возьми, почему ты к нам не обратился?!
— До вас достучишься, как же…
Ирина вообще ничего не понимала, но молчала, только вопросительно смотрела на Меркулова.
Возникшую паузу нарушил сам Плетнев. Внезапно жалобно он сказал:
— Слушай, ну, будь человеком, сходи в магазин, а?
Меркулов не обижался на эти перепады с «вы» на «ты». Он только вздохнул. Деваться в самом деле было некуда.
— Не надо в магазин. У меня есть с собой.
Он
Меркулов скептически покачал головой, Ирина по-прежнему молчала, никаких эмоций на лице у нее не было, ни осуждающих, ни сочувственных.
Коньяк на Плетнева подействовал положительно. Он поставил бутылку. Вытер губы и сказал Ирине:
— Простите… Неудобная ситуация… Извините меня, правда.
Меркулов понял, что тянуть больше нельзя, сейчас — самое время.
— Я хотел тебе кое-что показать… — Он достал фигурку, полученную от Турецкого. — Знаешь, что это такое?
— А… Так и думал, что надо чего-то… — сказал Плетнев, мельком глянув на фигурку, и снова приложился к коньяку.
— И не стыдно так опускаться? — не выдержала Ирина.
— Истина в вине, — провозгласил Плетнев.
— Будто бы?
Вместо ответа Плетнев рассказал историю:
— Галилей послал своему знакомому в подарок спиртовой термометр с запиской, в которой объяснил, как он действует. Записка в дороге потерялась, и приятель Галилея, выпив спирт, написал ему в ответ: «Дорогой друг, вино было отличное. Пришли, пожалуйста, еще такой же прибор».
Меркулов против своей воли засмеялся.
Как ни странно, Плетнев трезвел на глазах, по крайней мере, такое складывалось впечатление.
Перехватив взгляд Ирины, Меркулов посерьезнел и спросил его:
— Так почему ты решил, что нам от тебя что-то нужно?
— Да потому что, блин, такие, как вы, никогда не приходят просто так! Или вы считаете, что я вам что-то должен? — Он кивнул на бутылку коньяка, но понимать эти слова следовало, конечно, шире.
Меркулов промолчал, только пожал плечами, что тоже можно было трактовать как угодно. И оказался прав, потому что Плетнев продолжил:
— В первый раз вижу… А даже если бы и знал, ничего бы не сказал.
— Это почему, позвольте спросить? — подала голос Ирина.
— Военная тайна, — объяснил Плетнев.
Меркулов наконец не стерпел:
— Хватит паясничать, Плетнев! Давай поговорим о…
Ирина перебила его:
— Извините, Антон… Я, наверное, неправильно представилась. Меня зовут Ирина Турецкая, я жена Александра Борисовича Турецкого. Сейчас он находится в реанимации…
— Сочувствую, — равнодушно обронил Плетнев.
— Дело даже не в этом, — продолжала Ирина. — То есть, конечно, и в этом, но… Понимаете, кто-то хотел взорвать детский дом. Этого чудом удалось
— Эту фигурку нашли на месте взрыва, — вставил Меркулов. — И это наша единственная зацепка. — И тут же замолчал, потому что Ирина сделала ему знак.
— Да, вы не видите сына, — продолжала она. — Но вы знаете, что он жив, Антон! Это ведь уже немало, верно? Но как вы можете позволить, чтобы детям угрожала смертельная опасность?! А вдруг в следующем детском доме, который они захотят взорвать, будет ваш сын?
«Грубовато работает, — подумал Меркулов, — но кто знает, может, она действительно лучше меня расставляет акценты».
Плетнев молча смотрел на Ирину.
Меркулов на всякий случай добавил:
— С сыном-то мы тебе поможем в любом случае…
Плетнев перевел взгляд на Меркулова:
— Только не надо меня ребенком шантажировать.
— Я же сказал — в любом случае, вне зависимости от твоего решения.
Плетнев ухмыльнулся:
— Да все я понимаю! Все же ясно как день… Меня опять вербуют. Только более изощренно, чем прежде. Я сделаю вам дело, а потом вы скажете, как все остальные: «Извини, Антон, это не в нашей власти, Вася твой теперь принадлежит государству и вообще, ты — псих, Антон». Так будет, да? Впрочем, ничего вы не скажете… Я просто до ваших кабинетов не дойду… Благодарю за угощение… Проваливайте.
Ирина и Меркулов одновременно вздохнули. Это было полное и безоговорочное поражение. Меркулов другого и не ждал с самого начала, он считал, что затея Турецкого обречена. Он вышел молча, а Ирина задержалась на пороге:
— Спасибо, Антон, всего вам доброго. Извините, что потревожили. Берегите себя, хотя бы ради сына…
Через минуту они молча садились в машину. Меркулов не выдержал:
— Зря только коньяк перевели, я его генеральному презентовать собирался.
— Я вижу, вас совсем не шокирует, во что этот человек превращается?
Меркулов неопределенно пожал плечами: видал, дескать, и не такое. Обычная история. Каскад жизненных неурядиц — и покатился человек по наклонной.
Ирина будто подслушала его мысли.
— Кто это придумал, что пьянство у нас традиционно? — риторически вопросила она. — И деды, мол, пили, и прадеды — и ничего. Так ли это? Пить-то пили, да только считалось это во все времена и у всех народов большим злом. И всегда с ним боролись, а в давние времена и довольно жестокими мерами. Да и как пили древние? Греки, к примеру, сухое, как мы сейчас его называем, вино давали рабам, а знаменитая Петровская водка была крепостью менее, чем нынешние портвейны. В Древнем Риме даже существовала должность сенатора, в обязанности которого входило напиваться до поросячьего визга и демонстрировать на улицах прохожим, сколь неприятен пьяный человек. Никакой почвы не имеет под собой миф о том, что со стародавних времен пристрастны к пьянству русские.