Пробоина 1: Магия Вето
Шрифт:
Вот же она, ясно видна, и даже кажется, её пытались тренировать. Земная чакра, которая отвечает за единение с родной планетой, связь с родом. Хотя обычно потоки, поступающие из земли в эту чакру, мало того, что слабые, так ещё и грязные.
Мы, псионики, всегда работаем с космической энергией, получаем её через верхнюю чакру. Чистую энергию космоса.
– Что-то ко мне не спешат с докладом, – недовольно постучал костяшками по столу магистр, – Соболева, очень вам благодарен. Вы свободны.
–
Фалды короткого пиджака едва прикрывали низ спины, её брюки хорошо обтягивали тело, и от меня не укрылось, какими взглядами за ней следили охранники. Значит, в этом мире те же стандарты красоты.
Слова магистра о докладе напомнили мне, что ко мне движется проблема. А нога у меня уже целая.
Едва за целителем закрылась дверь, как Гром подал голос:
– Иван Петрович, я… мы…
– Фёдор, – магистр поморщился, – У меня, как видишь, и так проблемы. Вы оба слышали про оракулов…
– У нас в роду и так уже слишком много подлунных, и этот… Старший… Он же меня… – Гром стиснул кулаки.
– А о чём ты думал, Фёдор, когда поднимал магию на соратника?
Здоровяк бросил на меня мимолётный взгляд.
– Меня исключат? – Гром не сдавался.
– Закон – это то, что помогает нам выживать от апокалипсиса до апокалипсиса, – холодно ответил магистр.
Бедное кресло под Фёдором застонало в который раз, по резной ручке из-под пальцев даже трещина пошла. Шевельнулись охранники у двери, положили руку на эфесы.
Я даже не стал обдумывать новую информацию. Просто отметил про себя, что есть в этом мире какой-то «апокалипсис».
Сейчас меня заботило совсем другое – интуиция уже вовсю кричала: «Пора валить!»
Этот Гром со своими каменными кулаками, и тот каштан, который себе лицо подпалил. Это ведь материальное воплощение псионики!
А Соболева? Моё бедро теперь совершенно целёхонькое, а она уплыла себе бодрой походкой, не свалилась без сил, как ребята в нашем корпусе. А ведь они не кости сращивали – максимум с мягкими тканями работали, и не за две минуты…
Люди вокруг меня владеют псионикой, которую называют магией, на невероятном уровне.
Жжёный псарь!
Это ведь значит, если те неведомые оракулы ищут Иных, то они на них специализируются. И против таких, как я, у них тоже есть приёмы, после которых они бодрой походкой отправятся с докладом к своему командованию.
– Иван Петрович… – слегка сиплым голосом произнёс я.
Василий во мне уже догадался, что я собирался произнести, и каждое слово давалось с напряжением.
– Да? – равнодушно спросил магистр, не отрывающий взгляда от двери.
– Гром… то есть, Фёдор Громов не ломал мне бедро.
Челюсть у здоровяка рядом
– Э, чуш… то есть, Васёк, ты это…
– Как же так получается, Василий? – спросил магистр, но в его голосе проскользнуло явное облегчение.
– А я… тренировался в туалете, и это… сломал себе бедро… сам, – я говорил, пытаясь на ходу придумать хоть что-то.
В любую минуту могла прибыть эта когорта оракулов. Оставалась надежда на этого нерасторопного начальника караула.
– Что же это за тренировка такая? – прищурившись, спросил магистр.
– Иван Петрович, я пытался… пробовал… кхм… я хотел пробудиться! – вырвалось у меня от радости.
Что у них тут подразумевалось под этим самым «пробудиться», я не знал, но старался импровизировать.
Магистр переглянулся с Фёдором. Гром заметно расслабился, уже не был бледным, как моль, но даже он удивился моей версии.
– Пробудиться? – магистр слегка тряхнул головой, словно не доверял ушам, – Сломав себе… бедро?
– Ну да. Надеялся, что острая боль поможет мне… кхм… пробудиться, – я боялся произнести лишние слова, которые выдали бы меня, как Иного, поэтому и повторялся, как болванчик.
– Ну, господин Ветров, знаешь ли… – Иван Петрович поморщился, откинулся на спинку кресла, – А голову чего себе не проломил?
– Я… – вырвалось у меня, но магистр поднял палец, заставляя меня замолчать.
Он посмотрел уже на Фёдора:
– Это правда?
Тот, не веря своему счастью, только медленно кивнул.
– А зачем ты, Фёдор, тогда разнёс туалет?
Гром вздохнул:
– Виноват, господин магистр. Захожу туда, смотрю – странненько всё. Плетень… то есть, Плетнёв лежит, а этот чуш… кхм… то есть, Василий тоже на полу, идти не может. Ну я и думаю, где-то… – в этот момент у Грома на лбу аж вены вздулись, пока он пытался придумать, – А, Иной, вот! Я подумал, где-то Иной наверняка, и давай… это… искать его.
– В одиночку? На Иного?
Фёдор поджал губы, и медленно кивнул.
– Да-а-а, – протянул магистр, глядя на наши лица, – А ты, Ветров, я так понял, обнаружил Плетнёва тоже без сознания. Я уж не спрашиваю, как ты смог себе сломать бедро.
Я сразу кивнул:
– Да, обнаружил. Хотел помочь, но я же… это… пустой, чем я помогу? Вот и подумал, надо пробудиться.
– Хватит! – магистр встал, свёл брови, и мы замерли в креслах.
Мне нужно было выдержать этот концерт, чтобы попасть в коридор и получить свободу перемещения.
– Если вы, недолунки, думаете, что я поверю хоть на грамм, – процедил Иван Петрович, – Ветров, в следующий раз, чтобы пробудиться, лучше сразу голову об раковину разбей. Больше шансов будет.