Пробуждающий
Шрифт:
В сельской местности незнакомцев замечают сразу. Необъятность просторов заостряет зрение деревенских. Вероятно, фермеры с рисовых полей заметили его и рассказали женам. На следующее утро, около 11 часов, насколько он мог определить по расположению солнца, к дереву приблизились несколько женщин, молодых и старых. Они принесли еду в глиняных горшочках, кувшин с водой и поставили все это прямо перед ним. Волна голода и жажды поднялась в нем. Пища прибыла, и он мог есть и пить!
Однако он сдержался: обет был другим. Он поклялся, что поест, только если кто-то положит еду ему прямо в рот. От аромата свежеприготовленной пищи кружилась голова. Он отвернулся. Чудесным образом материализовавшаяся провизия не убеждала. Он должен был удостовериться, что все детали его запроса учтены.
На следующий день он уже не чувствовал ни собственного тела, ни голода. Дыхание замедлилось, он всматривался в другое измерение. Рисовые поля превратились в медленно колышущиеся мягкие зеленые волны, а далекие деревья меняли цвета и очертания. Около полудня вновь появились женщины, на этот раз их было 25 или 30, точнее сказать он не мог. Словно сквозь густой туман, он наблюдал колышущиеся складки ярких сари, их темные лица озарялись вспышками осторожных, робких улыбок. Короткая борода и усы делали его похожим на садху, простая белая курта-пижама была грязна и изорвана после долгого путешествия через джунгли, однако он не выглядел раненым или больным. Он просто был один в незнакомом месте, и они знали это. Перед ним на землю снова положили банановый лист с едой и поставили глиняный кувшин с водой, и он опять отвернулся. Обет был обетом, кто-то должен положить еду ему прямо в рот.
Среди женщин была девочка лет девяти, одетая в традиционный свадебный наряд, согласно обычаю детских браков Ориссы. Пожилая женщина знаком показала ей подойти ближе, и та опустилась на корточки рядом с ним. Смешав банановое карри с рисом, она нерешительно поднесла еду к его пересохшим губам. Он начал есть. Девочка дала ему еще четыре-пять порций, и он больше не мог и не хотел сдерживать слезы. Дорожки слез появились и на щеках девочки. Оглянувшись на молчаливую группу, он увидел, что женщины беззвучно плакали. Это был момент осознания, навсегда изменивший его жизнь: сострадание было качеством, присущим всем женщинам, оно жило в их сердцах потому, что они были созданы творить, питать и поддерживать жизнь. Они проявляли в себе силу Жизни, и сейчас эта сила властно взывала к нему: «Живи!».
До этого момента он не считал женщин достойными внимания, они жили в параллельном, узком мирке, ограниченном кухонными хлопотами, домашними делами и сплетнями. Сопровождая мать на рынок, он обычно шел на расстоянии, пытаясь отмежеваться от этой мелкой, ограниченной женской вселенной. Но теперь, в трудную минуту, лишь женщины пришли на помощь. Он был для них никем, безродным и неизвестным чужаком, и тем не менее, они проявили сострадание. С иссеченными работой руками, быстрыми улыбками и приглушенными голосами, женщины излучали подлинную первозданность любви. Обостренные эмоции открыли новую странную способность: ему не нужно было больше смотреть вокруг, он видел и чувствовал сердцем все сразу. Запах жаркой полуденной земли и теплой травы, вкус еды и аромат детских волос стали резкими и опьяняющими. Жестом благословения он положил руку на голову девочки; она сидела неподвижно. Женщины стали негромко петь бхаджаны на языке Ориссы, слезы высохли. Примерно через час, одна за другой, женщины начали простираться перед ним, прощаясь, и он снова коснулся головы маленькой невесты. Потом все ушли.
Запрос был услышан, на него ответили. Какая бы сила ни приняла облик деревенских женщин, она явно проявила волю и присутствие. Ни малейшего волнения он не испытывал, только благодарность и тихое блаженство. Отпив воды, он задремал, а под вечер отправился обратно в Пури. Через несколько часов джунгли остались позади, яркий лунный свет освещал побережье, и дорогу было хорошо видно. Он шагал уверенно, переполненный невыразимым знанием о том, что настоящий зов души всегда получит ответ. На рассвете он перепрыгнул через стену ашрама и, войдя в свою комнату, рухнул на кровать. Снов он не видел, но продолжал чувствовать под собой тепло земли.
Морские существа
Администратор ашрама довольно быстро узнал об его отсутствии. Должно быть, кто-то его сдал. Менеджер решил, что он замешан в чем-то противозаконном, и между ними произошла перепалка.
Три недели прошли без всяких происшествий, и он все еще не имел ни малейшего представления, когда же он научится настоящей йогической садхане. Ашрам был просто залом ожидания, в котором он застрял на неопределенное время в компании случайных попутчиков, которые, казалось, сами не знали, куда направляются. Но все они пытались убедить его, что это и есть пункт назначения. Он совсем не чувствовал этого, и беспокойство росло.
Той ночью он не мог спать. В комнате было душно, и он решил выйти к океану, подышать свежим воздухом. Используя проверенный метод, он перепрыгнул через ограждающую ашрам стену. Было около двух часов пополуночи, пустынный пляж заливал яркий лунный свет. Океан дышал ровно и мощно, и он внезапно почувствовал прилив счастья просто потому, что был жив и дышал. Эта ночь принадлежала ему одному; было удивительно слушать шум сокрушительных волн, купаясь в ярком лунном свете рядом с огромным живым океаном. Он остро осознавал себя всего лишь крошечной песчинкой, плывущей в огромной сознательной Вселенной.
Волны ритмично стряхивали пену со своих гребней на песок. Загипнотизированный прибоем, он не сразу заметил в сорока метрах от себя движущиеся силуэты. Отливая медью в лунном свете, из волн выходили двое. Похожий на Халка, шести с половиной футов ростом, с выпуклой мускулатурой мужчина и его спутница, такая же ширококостная, мощного телосложения. У мужчины были короткие волосы; мокрые локоны женщины доходили ей до плеч. Оба были совершенно обнажены, не считая литых золотых украшений на шеях, руках, запястьях и лодыжках. Драгоценности мерцали в лунном свете на влажной коже.
У обоих были крылья, кожистые, похожие на крылья летучих мышей, частично сложенные за спиной. На него накатил внезапный страх. Будто почуяв это, женщина глянула в его сторону и молча указала на него спутнику. Какие-то доли секунды существа разглядывали его, а затем, развернувшись к океану, нырнули в набегающие волны. Четыре раскрывшихся крыла с мощным синхронным всплеском создали мгновенные водовороты, и пара исчезла в танце взлохмаченных волн.
Через несколько минут, тяжело дыша, он уже входил в свою комнату. Разум зарегистрировал увиденное, но анализировать отказывался. Терминов для описания этих морских существ попросту не было. А может, это небесные создания? Демоны, ангелы, инопланетяне – кем бы ни были эти существа, теперь он знал об их существовании, и никто не смог бы убедить его, что это была галлюцинация. Неизведанные миры были рядом, существовали бок о бок с его реальностью. Просто не так много людей осмеливалось заглядывать в невидимые щели между мирами.
Садху на пляже. Мантра Смерти
Пляж был идеальным местом для медитаций, и он приходил туда практически ежедневно, всегда предпочитая одно и то же место. Неподалеку обычно садился неопределенного возраста садху. Раз от раза этот человек подсаживался все ближе, и в конце концов они разговорились. От постоянного пребывания на солнце спутанные длинные волосы садху отливали медью, но короткая густая борода была черной. Рубище из рогожи или грубой мешковины, подпоясанное веревкой, прикрывало худощавое темное тело, и этот человек больше походил на попрошайку, чем на садху. Трудно сказать, откуда был родом этот странник, но говорил он на хорошем, даже грамотном, хинди с северным акцентом. Глядя на его снаряжение, можно было догадаться, что это аскет: у него был посох-данда, со специальной опорой, используемой для совершения джапы [78] . Некоторые садху дают обет никогда не садиться и не лежать и используют данду для поддержки верхней части тела во время сна или выполнения других аскез. Несмотря на наличие посоха, этот человек сидел на песке вполне непринужденно.
78
Джапа – непрерывное повторение мантры или имени Бога.