Пробуждение Оливии
Шрифт:
– Мы не будем обсуждать, что произошло между тобой и твоим товарищем в прошлой команде, – произносит он сдержанным голосом, от чего мои напряженные мышцы самую малость расслабляются. – Но, надеюсь, ты понимаешь, что здесь это не должно повториться.
Я киваю, скромно сложив руки на коленях. «Покажи ему раскаяние».
– Потому что мы не станем ждать, пока кто-то снова окажется в больнице по твоей вине: ты вылетишь отсюда при первом же намеке на агрессивное поведение, – предупреждает Макьюэн. – Это ясно?
«Не проявлять
– Твои внеклассные занятия – совсем другое дело, – продолжает он. – Как известно, прошлый тренер уделял особое внимание твоим индивидуальным тренировкам. Здесь такого не будет, это понятно?
Я тяжело вздыхаю. Макьюэн понятия не имеет, что собой представляли мои индивидуальные тренировки на самом деле. Ему невдомек, что они были намного хуже, чем он думает; что при всем желании я не могла остановить этого человека… И поверьте, я пыталась.
– Понятно, – отвечаю я, скрипя зубами.
Макьюэн встает и сообщает, что даст нам с Лэнгстромом возможность переговорить с глазу на глаз. У меня пересыхает во рту, пока я провожаю его взглядом из кабинета, и только когда за ним закрывается дверь, неохотно поворачиваюсь к своему новому тренеру, которого уже чертовски ненавижу.
– Надеюсь, ты здесь не задержишься, – прямо заявляет тот. – Я не куплюсь на этот бред про «хорошую девочку, которая совершила ошибку». Ты чуть не убила человека.
Я отчаянно стараюсь сдержаться, разглядывая пол, стены – что угодно, лишь бы не смотреть на него. С усилием я все же беру себя в руки, от чего мои мышцы напрягаются; я концентрирую всю свою энергию на том, чтобы не взорваться. «Да пошел ты, пошел ты, пошел ты!» Почему я вообще должна слушать этого типа? У него широкие плечи, высокий рост – телосложение пловца или футболиста, а не бегуна. Я не стану указывать автомеханику, как менять масло, так с какого перепугу этот парень будет учить меня бегать?
– Мне любопытно: ты хотя бы сожалеешь?
Я сжимаю кулаки. Люди все время задают мне этот вопрос, но на самом деле ответ им не нужен. Они просто хотят напомнить, что я должна сожалеть. И мне жаль. Жаль, что я потеряла стипендию. Жаль, что мне пришлось уйти и что я больше не смогу бегать в первом дивизионе. Но я не жалею о том, что сделала. Когда вспоминаю Марка Белла с его самодовольной улыбкой и той мерзкой тенью в глубине глаз, мне довольно трудно сожалеть о содеянном.
Главное – не озвучить последнюю мысль вслух…
– Я не хотела, чтобы он так сильно пострадал, – бормочу я.
Это единственный правдивый ответ, который не выставит меня психопаткой.
– Вообще-то не очень похоже на раскаяние, –
«Это и не раскаяние, придурок».
– Бегаешь ты дерьмово, – продолжает он. – В последний раз ты поднималась выше третьего места почти два года назад и уже три года не бегала милю за четыре тридцать. Ты сдала позиции.
Эта фраза звучит в моей голове каждый день.
– Я могу их вернуть. Мне просто нужно выкладываться на тренировках, – отвечаю я.
Он скрещивает руки на груди. У него действительно красивые бицепсы, что могло бы полностью меня отвлечь, будь у нас другой разговор.
– Ты обуза, и у меня нет никакого желания тратить на тебя время – которое я мог бы вложить в действительно талантливых спортсменок, – только для того, чтобы ты «выкладывалась». Но Питер что-то в тебе увидел. Он утверждает, будто ты неограненный алмаз.
Эти слова меня мгновенно успокаивают. Питер Макьюэн считает, что я – неограненный алмаз… Это чего-то да стоит.
Его губы сжимаются в тонкую линию.
– Я с ним не согласен.
Если бы я была умнее, то уже собирала бы вещи. Потому что совершенно очевидно, что один из нас должен уйти, и вряд ли это будет он.
На улице я замечаю троих парней, сидящих у кирпичной стены корпуса легкой атлетики.
– Эй, новенькая! – кричит один из них. У спортсменов дерзость развита сильнее, чем у населения в целом, так что они гораздо меньше боятся отказа.
Я останавливаюсь и оглядываюсь на них, перекинув через плечо свои темные волосы. Приятно знать, что как бы я ни облажалась, по крайней мере, одного у меня не отнимешь – моей привлекательности. Иметь шикарную внешность почти так же круто, как владеть суперсилой: это все равно что вытянуть карту «Выйти из тюрьмы бесплатно» и заставлять мужчин игнорировать множество моих недостатков, в том числе ужасных. А у меня их очень, очень много…
– Да? – Я вопросительно поднимаю бровь.
У всех троих появляются хулиганские улыбки, и самый смелый неторопливо выходит вперед. Он горяч. И, судя по его широким плечам, вероятно, футболист. Мне это нравится: худощавые бегуны меня не впечатляют.
– Так ты новенькая?
Я снова приподнимаю бровь:
– Я думала, мы это уже выяснили.
– Меня зовут Лэндон, – представляется он, и я внутренне вздрагиваю.
«Лэндон» – так должны звать кого-то из частной школы, одного из тех ребят, которые носят поло с розовыми воротничками и избивают одноклассников после уроков.
И все же он довольно симпатичный. Не то чтобы такие миловидные парни были в моем вкусе, но после нескольких банок пива мои вкусы становятся значительно шире.