Пробуждение Рафаэля
Шрифт:
За тот час, что Шарлотта и двое её помощников были заняты работой, паломники вокруг дома Рафаэля получили подкрепление, и теперь толпа перекрыла всю улицу до самой площади Святого Франциска. С каждым автобусом прибывали новые группы, и призванные на помощь трое дюжих полицейских пытались оттеснить людей от музейного входа и с виа Рафаэлло, чтобы могли проезжать машины.
— Daccela! Daccela! Дайте её нам! Дайте её нам! — скандировала толпа.
Шарлотта представляла себе неподвижную толпу в несколько сотен человек, стоящую вокруг очищенной полицией площадки у дверей музея, на лицах золотистый отсвет церковных свечей, которую каждый
— Смотри, Анна, — отлетающие души! — насмешливо сказал Паоло.
— Почему именно это чудо, а не другое вызвало такое волнение? — крикнула ему Шарлотта, стараясь перекрыть шум толпы.
— Может, из-за того человека, погибшего в колодце, — кое-кто говорит, это было наказание Господне, — или оттого, что один из охранников, гнавшихся за немой, которая напала на «Муту», слышал, как немая заговорила… утверждает, что слышал… — Последние его слова потонули в новой волне рёва:
— Daccela! Daccela!
В просвет между зданиями Шарлотта видела холмы, раскинувшиеся за стенами Урбино. Ночное небо над ними было густого гипнотически-синего цвета, не то что никотиново-жёлтое небо над Лондоном и другими большими городами. Потом синева сменилась чернотой, которую постепенно прожгли звёзды, мерцавшие, как огоньки свечей, отражавшиеся в глазах Паоло. Впереди она заметила Джеймса, который с небольшой командой помощников снимал толпу. Она безошибочно узнала его силуэт — сложившаяся проволочная вешалка или оживший набор китайских палочек для еды, на которых собравшимся в складки мешком висел его замшевый пиджак, окончательно ужав его почти отсутствующие плечи.
— Потрясающе, правда? — крикнул им Джеймс, когда они подошли ближе. Он возбуждённо повёл рукой перед собой. — Эта толпа, свечи, весь этот спектакль! Серафини остаётся ещё на несколько недель…
Паоло, уловив его последние слова, многозначительно присвистнул:
— Серафини! Это… — Он обхватил Шарлотту, чтобы не дать толпе растащить их в разные стороны.
Тем временем режиссёр углядел что-то более интересное. Прижав к голове наушники, он крикнул:
— Беги, Шарлотта! Только что появился монсеньор Сегуджо.
Сегуджо? Шарлотта попыталась представить, что означает это имя. Ищейка? Сыщик?
— Епископ Гончий пёс? — переспросила она Паоло, Опять Джеймс со своим ломаным итальянским что-то напутал? Даже в Италии, где грубый юмор в ходу, такое прозвище звучит шутовски.
— Монсеньор Сегвита, ватиканский гонитель чудес… — Режиссёр уже исчез, а его голос ещё некоторое время висел в воздухе, как самодовольная улыбка Чеширского кота.
— О чем это он? — спросила она, повернувшись к Паоло.
В этот момент их разделило плечо паломника, и она услышала только конец ответа Паоло:
— …если Сегуджо тоже приехал, получим полный цирк!
Новая людская волна, нахлынув, отбросила её от музея. Она потеряла из виду Анну, потом Паоло, который, как поплавок, всплыл возле человека в пелерине и гротескной маске и, схватив её покрепче за руку, вытащил из самой быстрины человеческого потока.
— Паоло, куда подевалась Анна?
— Молится о нашем спасении. — В его чёрных зрачках пылали свечи. — Может, выпьем за наши потерянные души в кафе «Репубблика»?
— Мне надо… — «позвонить Джеффри», — подумала она.
— Надо-надо-надо! — передразнил Паоло. — Идём со мной, carissima Carlotta, [72] душа моя жаждет быть с тобой. Посмотрим на клоунов и фокусников, которые уже начинают собираться.
Улыбаясь болтовне Паоло, Шарлотта позволила ему тащить
72
Ненаглядная Шарлотта (ит.).
73
Выделиться (ит.).
74
Местничество, местный патриотизм (ит.).
В другом кафе, почти неотличимом от того, где Шарлотта и Паоло нашли свободный столик, сидели, спокойно беседуя, трое стариков.
— Назвали Сан-Рокко, — сказал тот, что постарше остальных, с отвислыми губами и розовыми щеками постаревшего херувима. — Не нравится мне это.
— Дадо никогда не заговорит, — сказал второй. — Не осмелится.
— А Франческо? — спросил третий, с военной выправкой.
Остальные покачали головой.
— Ведь было, что он доставлял нам неприятности, — напомнил второй.
Его внучка, босоногий ангелочек, игравшая с друзьями на площади, подбежала пожаловаться, что ушибла коленку.
— Ну, полно, полно, моё сокровище, пройдёт, — ворковал он, прижав её к себе на секунду, а потом ласковым шлепком по попке отправил обратно к друзьям. — Да ещё эта шлюха англичанка, — продолжил её дед, обращаясь к остальным. — Я слышал, в полиции она подняла шум, но быстро угомонилась.
— Она благоразумна, как все англичане. Меня больше беспокоит американка. Копы так и вьются вокруг неё.
— Уверен, что всего лишь из-за её титек.
— Титьки что надо, — сказал Дедушка; его приятели одобрительно кивнули.
— И она любит выставлять их напоказ.
— Это можно устроить, — улыбнулся херувим.
— Значит, Ватикан прислал Сегуджо, свой главный калибр… — задумчиво сказал Паоло, побалтывая кубиками льда в стакане с розовым крепким кампари с содовой.
— Кто он такой, этот Сегуджо?
— Его настоящее имя Сегвита, — ответил светловолосый парень, минуту назад искусно убивавший время напротив них под колоннадой с лавчонками. Теперь он присоединился к компании молодых людей за соседним столиком, большей частью студентов Академии изящных искусств или магистерского университетского курса «Охрана памятников культуры». — Сегвита работает в отделении судебной патологии госпиталя Джемелли в Ватикане.