Пробуждение тьмы
Шрифт:
«Быть терпеливой» сказала себе.
Я капнула моющее средство на губку и принялась натирать тарелки.
— Женя? — я услышала, как мама произнесла мое имя, и обернулась.
— Да?
Она что-то сказала, но ее слова утонули в неожиданно прогремевших аккордах рок-композиции, исходившей из владений сестры, и намыленная тарелка выскользнула из моих рук, упав на вершину горы грязной посуды.
Мама закрыла глаза и слабо покачала головой.
Раньше бы она зашла к Ане и командирским голосом заставила бы ее выключить, наконец,
— Что ты говорила? — громко спросила я, перекрикивая солиста, издающего какие-то сумасшедшие, дикие крики. И это еще называется искусством…
Мама вернула ко мне внимание и взгляд.
— Я сказала, что ты можешь сварить пельмени на ужин, — мама подошла ближе, чтобы я лучше слышала ее. — Сегодня от меня нет никакой пользы на кухне. Ну, или ты сама что-нибудь приготовь, — она вяло махнула рукой в сторону плиты. — А я пойду спать. Сегодня был завал на работе.
Не дождавшись моего ответа, мама захватила папку с документами со стойки и направилась к выходу из кухни. Через несколько секунд ее сгорбленная фигура скрылась за углом.
— Конечно, — тихо проговорила я, обращаясь в пустоту.
Честно говоря, от мамы не было никакого толка на кухне со дня смерти папы. Готовкой занималась я. Как и уборкой, стиркой и прочими домашними хлопотами. Но когда работа в библиотеке отнимала у меня все силы, я тоже становилась бесполезной и прибегала к услугам доставки пиццы, или суши.
Когда я домыла посуду, музыка, наконец, престала трясти нашу четырехкомнатную квартиру в старом доме. Неужели Аня сама устала от своего оружия пыток для меня?
Выключив воду, я взяла полотенце, чтобы вытереть руки, и услышала приближающийся топот ног. Через пару мгновений мимо промелькнул силуэт с копной рыже-каштановых волос.
Аня.
Я отбросила полотенце в сторону, не глядя, куда оно прилетит, и бросилась вслед за сестрой.
Я нагнала ее у входной двери.
— Ты куда?
Сестра не ответила. Она наклонилась к прямоугольному зеркалу в темной деревянной раме, висящему на стене, и стала поправлять завитые локоны. На ней была джинсовая мини-юбка и серебристый блестящий топ, поверх которой она надела жилетку, тоже джинсовую.
Ответ мне не требовался.
Она снова собралась на гулянку.
— Ань, — вздохнула я почти отчаянно.
Сестра повторила мой вздох, только с раздражением, но не повернулась ко мне. Достала из черной сумочки блеск и нанесла еще один слой на губы в форме сердечка, чтобы она сверкали ярче.
Мое сердце сжималось от волнения каждый раз, когда Аня уходила гулять с друзьями. Ей совершенно нельзя доверять. Летом, наверно, я вообще ее не буду видеть дома, так как сестра любила оставаться у своей подруги Тани. И у Марины. А так же у Наташи. У нее много подруг.
Я беспокоилась, что с Аней могло что-нибудь случиться. Я боялась этого, как наступления конца света. Даже больше.
Она не сможет постоять за себя, если ее настигнет беда. Она маленькая и худенькая.
Сестра отстранилась от зеркала, закинула блеск обратно в сумочку и потянула на себя входную дверь.
— Чао, — сказала она.
— Постой! — я сделала шаг вперед.
К моему счастью, Аня остановилась. Но она не хотела смотреть на меня.
Может, у меня получится убедить ее остаться дома и обезопасить от глупостей, которые она непременно совершит, чтобы насолить мне или маме. Процент моего успеха в этом был катастрофически мал, но я не перестану надеяться даже с нулевой вероятностью своей победы.
— Ты… — нерешительно начала я. — Ты гулять?
Боже. Это же очевидно.
— Да, — резко сказала Аня. Но она хотя бы ответила.
— Когда ты вернешься? — осторожно поинтересовалась я.
Сестра раздраженно цокнула.
— Не знаю.
Поведение Ани давно вышло за грани дозволенного в ее возрасте. Она грубила и вечно где-то пропадала. Последнее меня тревожило больше всего, и как бы я ни пыталась достучаться до нее, она не слышала меня, делая все по-своему. Делая неправильно.
Я думаю, что Аня ведет себя так специально. Многие ее поступки совершаются назло другим. Я думаю, что она запуталась в себе, в жизни, в людях, которые ее окружают. Она запуталась в своих чувствах, которые обуревают ее, и сестра просто не в силах сопротивляться их давлению. Она пытается разобраться во всем путем совершения ошибок, причинении боли другим. Это каким-то парадоксальным образом приносит ей спокойствие. Хотя я не могу знать этого наверняка, потому что Аня закрыта от меня. Я делаю вывод из того, что вижу каждый день.
Я не знаю, как помочь ей.
Но я пытаюсь.
— Все? Допрос окончен? — нервно уточнила она.
Я ответила вздохом, так как ничего не могла сказать.
Аня ушла, громко хлопнув за собой дверью.
Я действительно вела себя с ней, как мамочка.
Как тяжело быть ответственной.
Я бы тысячу раз пожелала избавиться от этой черты характера и просто стать беззаботной, как Аня. Но кто-то должен за все отвечать, следить, решать. Кто-то должен поддерживать порядок, потому что из хаоса выбираться еще тяжелее, чем из того неопределенного положения, в котором сейчас оказалась наша семья.
Кто-то должен продолжать жить.
И я живу.
Я хочу, чтобы жили остальные.
Я любила папу. Я всегда буду его любить и помнить. Никто и ничто не сможет вытеснить этого человека из моего сердца. Но в отличие от мамы и младшей сестры я не только понимала, что жизнь продолжается, даже если иногда хотелось это исправить. Я пыталась делать все, чтобы наша семья окончательно не разрушилась.
Папа не хотел бы этого.
Нужно уважать желания мертвых. Нужно уважать их память и не забывать, какими они были при жизни.