Пробуждение в Париже. Родиться заново или сойти с ума?
Шрифт:
Мы вернулись домой счастливые, что теперь у нас есть, чем освежить Старуху, и весь остаток дня наводили уют в наших новых апартаментах, придавая им вид дома.
Мы были довольны – назло голубям, назло отсутствию тепла, назло грохоту из бара под комнатой Сабрины, назло ледяной воде, а также отсутствию шкафов и царящей крохотности. Мы сделали это. Мы в Париже. Верилось с трудом.
Исцеление
Пора было приниматься за дело. Мы с Сабриной работали с нашими клиентами по телефону – так мы зарабатывали себе на жизнь за границей. Впрочем, сперва надо было организовать сам процесс, потому что в квартире не было дверей, кроме как в спальнях, лишь один телефон и Интернет только в столовой.
Мы разработали план. Я должна была уединиться с телефоном в дальней части квартиры, в углу кухни, а Сабрина будет выходить на связь по Скайпу подальше от меня, у окна в столовой. Получалось, что мы довольно далеко друг от друга и можем работать автономно. Мы попробовали и с облегчением выяснили, что наш план работает отлично, и можно приступать к делу.
Впрочем, у плана был один недостаток. Каждую неделю в шесть часов вечера я выступала на радио, другими словами шла в столовую, где находились оборудование и Интернет, и втыкала телефон и приборы в телефонную розетку. Сабрина же должна была освободить помещение.
То есть каждую среду в 5:57 вечера мы вскакивали как ошпаренные и молниеносно менялись местами – я мчалась в столовую, Сабрина – на кухню. И у меня перед прямым эфиром оставалось еще пара секунд. Нет нужды говорить, что тут вспыхивала неистовая беготня с перебранками причем градус ее возрастал с каждой секундой.
– Шевелись, Сабрина! Время! – вопила я, а между тем она только еще собралась выключить свой ноутбук. Выдергиваю провод ее ноутбука из розетки, вставляю свой, переключаюсь с телефона на радио – в мгновение ока я готова.
Через десять секунд эфир.
Однажды мне поступил срочный звонок от клиента, и времени на подготовку осталось в обрез. Впору разорваться. Я бросилась в столовую с паническим призывом о помощи, Сабрина едва успела повесить трубку. Мы лихорадочно путались в шнурах-проводах и, по обыкновению, орали друг на друга. Вдруг из динамиков вырвалась музыка, и мы на полуслове оказались в прямом эфире.
– Привет всем, – поздоровалась я со слушателями так спокойно, как только было возможно в данных обстоятельствах. – Сегодня мы поговорим о том, как правильно сделать вдох.
Не успела я это выговорить как с Сабриной от смеха случилась истерика, а следом и у меня. Я зажала рукой микрофон, а она мотала головой и беззвучно шептала:
– Ты такая смешная!
Изо всех сил стараясь вернуть самообладание, я вытолкала ее из комнаты и попросила слушателей присоединиться ко мне, то есть прямо сейчас сделать несколько глубоких вдохов. Они были нужны мне самой, чтобы успокоиться и выйти в эфир.
Ежедневная работа с клиентами стала моим спасением. Отстраняясь от собственных проблем, настраиваясь на помощь другим, я переключалась на мой внутренний канал и тут же успокаивалась, разум прояснялся. В этом смысле у меня претензий к жизни не было. Когда я занимаюсь экстрасенсорикой, то представляю ситуацию
Я не переставала удивляться – как это жизнь привела нас в этот не самый красивый иммигрантский квартал Парижа. Да, в паре минут пешком на вершине холма вились бесконечно притягательные улочки Монмартра, исполненные богемного колорита, но нас окружал вовсе не романтический Париж Тулуз-Лотрека, а Париж афро-арабский, над которым простерлась тень атаки на «Шарли Эбдо». Подчас суровая реальность удручала.
Почти каждый день, возвращаясь в домой с продуктами или после утреннего кофе, мы часто видели, как французский полицейский при проверке документов направляет оружие на мигрантов. Это выглядело шокирующе и тревожно, с этим было трудно смириться. Мой Париж был совсем другим – городом красоты и безмятежности.
Сама будучи по сути иммигранткой, я болела душой за тех, кого досматривали. Все боялись. Страх читался на их лицах. Большинство молодых полицейских – а им на вид было не больше двадцати – выглядели такими же испуганными, как те, кого они досматривали. Видно было, что эта процедура нравится им не больше, чем задержанным. Это было мучительно для обеих сторон и горько для очевидцев.
Мало того, хотя я сама себе боялась в этом признаваться, но разруха и страдания, обрушившиеся на меня после развода, настигли меня и в Париже. Я была рада сменить обстановку, но чувствовала себя так, словно только что попала в страшную аварию, пережила психологическую травму и получила путевку в санаторий для исстрадавшихся душ.
Я чувствовала себя такой потерянной, что едва могла собраться. За тридцать лет брака я стала замужней «до глубины души». Без мужа я чувствовала себя как без руки. Это было странно, сбивало с толку и причиняло неутолимую внутреннюю боль. Будто я лишилась части себя, и фантомные боли в ампутированной конечности не отпускали.
И пусть мое Высшее Я утверждало, что все, что ни делается, к лучшему. Пусть на интуитивном уровне я знала, что из сложившейся ситуации есть только запасной выход. Пусть с духовной точки зрения я знала, что моей душе предписано странствие, что мне задан урок, который надлежит выучить. Пусть, наконец, в глубине души я была благодарна и рада этому финалу.
В ту самую минуту было важно лишь то, что я глубоко уязвлена и отчаянно хотела выпутаться из ситуации. Приходилось начинать с нуля, покинуть развалины и пуститься в путь. Но задача казалась неразрешимой. Слава Богу, что в своем стремлении я не была одинока. По крайней мере, в тот момент.
Как ни странно, Сабрина оказалась в одной лодке со мной. Она тоже не так давно разорвала отношения, тянувшиеся шесть лет. Как и я, она покончила с прежней жизнью – с жизнью в Лос-Анджелесе со своим парнем и любимой собачкой Кроссовкой – и покинула дом.