Пробуждение
Шрифт:
— Ну что, парень, как тебя назовем-то? — Кенрик достал недовольно заурчавшего звереныша из-за пазухи и осмотрел его. Все верно, не ошибся — явно мужеска полу.
Тот на мгновение приоткрыл глаза и жалобно мяукнул. Мол, отстань, не видишь — сплю. Хочешь называть — называй, только не буди. Кенрик рассмеялся и почесал его под шейкой. Котенок тут же довольно заурчал и потерся мордочкой об ладонь. В детстве юноша хотел завести кота, но отец кошек на дух не переносил, не позволил. Теперь вот завел, сам того не желая — и котик явно вырастет немаленький. Знать бы еще что с ним делать…
— Не Мурзиком же тебя называть, чудо… — растерянно проворчал Кенрик. — Впрочем, ты черненький. Будешь Чернышом.
Новопоименованный
За полдня пути граф с секретарем добрались до первого от города придорожного трактира и, после недолгого обсуждения, решили дожидаться Валльхайма в нем. Ронгедормец этот трактир однозначно не минует, последний теплый ночлег на пути из Лонвайра в Дарлайн. Так зачем трястись еще двое суток на холоде? Лучше подождать в тепле, ночуя на мягкой постели и обедая горячим.
Они отслеживали путь чужака по зачарованной в Антрайне подробной карте Ойнерского полуострова — поставленная на ронгедормца магическая метка виднелась на ней небольшим огоньком, точно указывающим, где эта самая метка сейчас находится. Снять ее самостоятельно не владеющий визуальной магией человек был не в состоянии, а значит, найти его никаких проблем не составляло. Особенно, если в твоем распоряжении вся мощь второго аррала.
Вот ло'Тарди и не беспокоился, оставив наблюдение Ниру, а сам занялся какими-то своими делами неизвестно где. Юноша вздохнул про себя, но деваться было некуда, и он уселся за угловой столик в трапезной трактира, приказал подать обед, с удовольствием поел и достал из котомки книгу. Изредка баронет бросал взгляд на карту, отмечал, что Валльхайм идет по дороге, и возвращался к чтению.
Подсесть к нему никто не решался, хотя трапезная и была переполнена — слух о том, что этот молодой человек из варла, уже пошел. Почему? Нир сам прокололся, расстелив карту прямо на столе — таких никто, кроме оперативников второго аррала, не имел, хотя многие купцы руку бы дали себе отрубить, чтобы заполучить хотя бы раза в два худшую, но это было попросту невозможно, магические карты на сторону не продавали, за это можно было и головы лишиться. Мертвый Герцог предательства не прощал никому и никогда.
К вечеру это занятие дико наскучило Ниру, он то и дело зевал, бросая вокруг осторожные взгляды, отслеживая интересных людей. Увы, таковых в трактире почти не нашлось, разве что служитель Трех, который, даже обедая не снял скрывающего лицо капюшона. Любопытно, что он скрывает? Что-то явно скрывает, не прячут лицо просто так. Но это, в конце концов, юноши не касалось, и он снова посмотрел на карту. И едва не подпрыгнул от неожиданности — Валльхайм сошел с дороги и углублялся в чащу! Нир протер глаза — этого не могло быть потому, что не могло быть никогда! — однако ничего не изменилось. Огонек метки продолжал двигаться на запад.
Юноша, забыв обо всем, подхватил карту, сорвался с места и ринулся вверх по лестнице. Даже книгу свою оставил на столе. Граф нашелся в их комнате, где он, негромко похрапывая, спал на одной из кроватей — в этом, значит, и заключались его неотложные дела?..
— Ваша светлость! — потряс его за плечо Нир. — Вставайте!
— Ну чего тебе еще?.. — недовольно пробурчав ло'Тарди, приоткрыв один глаз.
— Валльхайм ушел в
— Что?! — сразу проснулся граф. — Ты издеваешься?!
— Нет, — злорадно усмехнулся юноша, ему редко удавалось как следует достать патрона, и это был как раз такой случай. — Сами смотрите.
Он протянул ло'Тарди карту. Тот ухватился за нее и ошалело уставился на движущийся на запад огонек. Некоторой время он молчал, а затем разразился такой тирадой, что Нир пожалел об отсутствии блокнота — давно не слышал столь виртуозной ругани.
— Мы влетели, — констатировал несколько успокоившийся граф через некоторое время. — Прикажи седлать наших ульхасов. Выдвигаемся немедленно!
— Почему? — удивился юноша. — Темнеет уже…
— И что с того? — скривился граф. — Нам могут инкриминировать небрежение долгом. Это ты понимаешь?..
Небрежение долгом?! Во втором аррале это определение означало смертную казнь для виновных. Их устраняли негласно и тихо, без суда и следствия. Иногда таким образом убирали неугодных подчиненных. А поскольку данной операцией руководит личный враг ло'Тарди, то такой исход вполне вероятен. Ведь они не отправились дальше после обеда, а остались в трактире. Если бы Валльхайм спокойно шел по дороге и пришел сюда, то это бы никого не заинтересовало. А поскольку этого не произошло…
— Вы правы, надо немедленно ехать, — подобрался Нир. — И что этому идиоту понадобилось в лесу?..
— Это уже неважно, — отмахнулся граф. — Скорее всего, хочет уйти от наблюдения. Только не знает, что такое Ойнерская пуща. Иначе бы ни за что туда не сунулся. Самоубийца…
Юноша поежился. Из того, что он знал об Ойнерской, или, как ее еще часто называли, Черной пуще, следовало, что Кенрик Валльхайм действительно самоубийца — в ней не выживал никто. Только отлично экипированные отряды охотников на карайнов числом не менее полусотни изредка выбирались оттуда — и далеко не в полном составе, особенно, если ходили за двухвостым котенком. В этом случае потери обычно составляли от двадцати до сорока человек. Правда, если они приносили то, за чем шли, то до конца жизни могли жить безбедно. Поэтому, несмотря на риск, и записывались отчаянные сорвиголовы в охотничьи отряды — иного способа быстро разбогатеть в Игмалионе не было. Богатым становился один из сотни, остальные гибли. Ведь не только карайны водились в Ойнерской пуще, много было и других хищников — одни стаи лергу [12] хотя бы взять. Или черных волков. Или пестрых шакалов — мелкие твари, но их слишком много, в стае порой до трехсот голов бывает. И это не говоря уже о зорхайнах, которых в последнее время что-то уж слишком много расплодилось. Даже до Страйна иногда добирались, через весь перешеек.
12
Лергу — некое подобие гигантских гиен.
Они быстро собрались, расплатились с трактирщиком и выбежали наружу, куда трактирные слуги уже привели оседланных ульхасов. Животные упирались и возмущенно ревели, не желая покидать теплое стойло. К сожалению, была зима, и пришлось ехать на этих медлительных упрямцах, а не на тирсах. Но последние, к сожалению, холоднокровны и совершенно не выносят мороза. А карайны — это вообще мечта, ни у графа, ни, тем более, у его секретаря не было столько денег, чтобы купить котенка в питомнике. Пять сотен золотых за одну попытку запечатления — это же с ума сойти! И никто не дает гарантии, что попытка увенчается успехом. Младший принц, по слухам, раз двадцать пытался — бесполезно, ни один юный карайн так и не выбрал его. Зато старший имел не простого карайна, а двухвостого — выкупил у охотников. И котенок принял его, что было несомненных чудом.