Пробуждение
Шрифт:
Генерал Вишневский с трудом слез с передней нарты, чтобы доложить командующему о возвращении. Лицо его почернело от мороза: пятна обморожения покрывали ввалившиеся щеки генерала, побывавшего со своим воинством на Лисьей Поляне.
— Что случилось?! — спросил Пепеляев, сверля помутневшим взглядом побывавшего в жарком деле генерала.
— Мы не смогли пробиться к Якутску, Анатолий Николаевич, дорогой мой! — последние слова Вишневского перешли в судорожные рыдания. Плечи генерала тряслись от мучительного плача.
— Да возьмите же себя в руки, наконец, на вас смотрят дружинники, — сурово
Справившись с рыданиями, Вишневский начал докладывать:
— Нам оставалось преодолеть каких-то два перехода до Амги, и путь на Якутск становился открытым. Но к несчастью нам встретилась открытая просторная поляна с несколькими тунгусскими ярангами…
— Ну и что! — торопил Вишневского генерал Пепеляев.
— А то, что на этой поляне под названием Сасык-Сысы ожидала нас засада, — старался сгустить краски Вишневский.
— Откуда у красных взялись превосходящие численность дружины наличные силы?
— По Лене еще осенью приплыл на двух пароходах сводный экспедиционный отряд красных, — пояснил командующему Вишневский. — Большую часть этого отряда большевистский ревком выслал из Якутска нам навстречу. Мы подошли к этой поляне уже порядком измотанные. Они тоже успели пройти приличное расстояние от Якутска…
— Следовало вести в пути усиленную разведку… выслать вперед дозорных, — упрекнул Вишневского Пепеляев.
— Была у меня и разведка хорошо налажена, и дозорные высылались, — оправдывался генерал, проигравший сражение.
— Так почему вы разбиты?
— Это мы с вами, Анатолий Николаевич, разбиты! — не выдержал упреков Вишневский. — Сам ход истории против нас. Вся наша затея, которую мы задумали с вами в Харбине, — бред, кошмарная фантастика! Хотя бы часок побывать вам на Лисьей Поляне, Анатолий Николаевич, и вы бы тогда поняли, что на их стороне страшный союзник — чувство правоты в этой жестокой схватке. Я ни в чем не могу упрекнуть господ офицеров. Они дрались безупречно и держались под огнем противника как истинные рыцари.
— В вашем распоряжении было орудие с достаточным запасом снарядов, — выискал новый аргумент для обвинения генерал Пепеляев, — Разве красные тоже сумели протащить свои пушки сквозь таежные дебри?
— Нет, Анатолий Николаевич, к счастью, орудий у красных не оказалось.
— Так почему вы не сумели разметать снарядами их жалкую оборону?
— На их стороне сражались даже мертвые, — устало поник головой Вишневский.
— Ка-ак?!
— Они соорудили баррикаду из мертвых тел, своих и наших. Мы даже штыковой атакой не смогли вышибить их оттуда.
— Кто командовал большевистским отрядом? — в голосе Пепеляева угадывалось нескрываемое любопытство.
— Какой-то латышский фанатик Ян Строд возглавлял красных.
— Этот фанатик умело действовал в тылах моей армии осенью девятнадцатого года, — заметил Пепеляев…
Какое-то время чувство растерянности не покидало Пепеляева. Он не находил себе места в просторных хоромах мехоторговца Киштымова. Никак не хотелось поверить Пепеляеву в то, что бывший красный партизанский вожак сумел победить в открытом бою закаленных многолетним боевым опытом воинов-офицеров, которыми руководил славный генерал с безупречной
Пепеляев пришел к выводу: в данной обстановке следует двинуть из Охотска все наличные силы, которые удалось сколотить там генералу Ракитину. Он полагал, что Охотский гарнизон, по всей видимости, теперь превышает тысячу опытных воинов. А если отряд Ракитина усилить теми дружинниками, которых привел в Аян Вишневский после неудачного сражения на Лисьей Поляне, то получится внушительное воинство. После упорного и продолжительного боя латышский фанатик Ян Строд сильнее не стал, а потому схватку с красными следует возобновить. И в Харбине Пепеляев понимал, что борьба за Сибирь предстоит упорная, кровопролитная и жестокая. Но то, с чем он столкнулся на пути в Якутск, превзошло все его ожидания.
«Ну что ж, будем сражаться до конца, — думал он, вымеривая шагами просторную комнату в чужом доме. — Мы держимся за свою, русскую землю. А на родной земле и умереть не страшно».
«Генералу Ракитину в Охотске, — написал Пепеляев нервным почерком. — Приказываю двинуть по тракту все находящиеся в вашем ведении наличные силы. По прибытии в Аян ваш отряд будет усилен моей дружиной и нацелен на Якутск».
Нарочному строго-настрого приказали ничего не сообщать Ракитину о неудачном сражении на Лисьей Поляне, чтобы не вселить панику в рядах охотских дружинников.
Получив приказ командующего выступить из Охотска, генерал Ракитин вызвал к себе полковника Шеломова, командовавшего уфимскими стрелками, которые, как и в Харбине, держались особняком от офицеров.
— Поднимайте свой батальон, выступаем сегодня из Охотска и следуем в Аян! — отрывисто проговорил генерал. — Да, передайте полковнику Худорожко, чтобы тоже вывел свой батальон на аянский тракт.
— Слушаюсь, брат-генерал, — медленно выговорил Шеломов. Это был порывистый, стройный и совсем еще не старый офицер.
— Как обстоят у вас дела с тяглом? — поинтересовался Ракитин.
— Часть нартового обоза мы отдали каппелевцам, но и нам хватит тягла, чтобы посадить батальон в нарты.
— Ну и великолепно. Действуйте, полковник, — сказал генерал и отпустил Шеломова.
Огромный олений обоз, состоявший из нескольких сот ездовых нарт, удалось вывести на аянский тракт лишь к утру следующего дня. В голове обоза находились самые сильные олени. Они везли офицерские роты из корпуса покойного генерала Каппеля. Примкнувшие к мятежу охотные люди двигались следом за офицерской ротой. Замыкающим генерал Ракитин назначил один из батальонов резерва.