Проценты кровью

Анисимов Андрей Юрьевич

Осознала Назарова свое чувство еще в Москве, когда они оба вышли из разгромленной квартиры Петра Григорьевича. Ерожин позвонил на Петровку своему знакомому. Через двадцать минут в чертановской башне работала оперативная группа. Оставив на сотрудников развороченный дом, Ерожин решил срочно возвращаться в Новгород.

– Я тебя отвезу в аэропорт, а сам рвану назад, – сказал он тогда Тане. Но ей уже не нужны были доказательства версии подполковника. Она помнила такой же варварский налет на квартиру старенькой судьи и не нуждалась больше ни в каких доказательствах. Но самое главное, спускаясь к машине вместе с Петром, она поняла, что не может с ним расстаться. Назад они долетели часа за четыре. По дороге почти не разговаривали.

Таня видела, в каком напряжении находится Петр Григорьевич, и поражалась силе его характера. Он словно забыл, что ограблен, и, мчась под двести километров в час, спокойно разрабатывал операцию. Это Таня поняла по редким вопросам, что ей задавал Ерожин в пути. Таня вернулась в домик тетки к шести утра. Она уже имела задание и хотела переодеться и приступить к работе прямо утром. Но так получилось, что приступила она к выполнению поручения Ерожина тут же за завтраком. Петр Григорьевич хотел знать прошлые связи Эдика. Просил уточнить, нет ли у него в городе родни. Оказалось, что Анна Степановна Пильщук кладезь информации. Тетка прекрасно помнила громкое дело Кадковых. О нем в то время говорили все. Анна Степановна знала, что в семье начальника потребсоюза много лет работала няней деревенская женщина. Ни для кого из окружающих не было секретом то, что женщина исполняла широкий круг обязанностей, и дочь прислуги Вера сильно смахивала на хозяина. Правда, существовала и другая точка зрения, дескать, в молодости домработница Кадковых прижила ребенка от заезжего солдатика. Но очевидное сходство девочки с Михаилом Алексеевичем Кадковым эту версию понемногу вытеснило. Дарья Ивановна, так звали женщину, дала дочери свою фамилию и никому никогда про ее настоящего отца не говорила. После убийства Михаила Алексеевича его сыном домработница уехала назад в деревню, откуда и была родом. Дочь Вера сейчас живет и работает в Ленинграде (тетушка называла город по-старому).

– Не то автобус водит, не то трамвай, – сказала Анна Степановна, через ситечко наливая себе заварку.

Назарова многое узнала за полчаса, что сидела за столом своей новгородской родственницы.

Выходит, у Кадкова-младшего есть сводная сестра. Она ровесница Кадкова и зовут ее Вера. Тане не терпелось выложить эти удивительные новости Петру Григорьевичу. Ерожин остановился в гостинице «Интурист». Той самой, куда неизвестная по телефону выманила Гришу в день убийства четы Звягинцевых. Таня показала удостоверение, поднялась на третий этаж и постучала в дверь. В номере слышался какой-то шум, но Петр на стук девушки не реагировал. Таня постояла немного и решилась войти. Ерожин полоскался в душе, но приход гостьи отметил:

– Подожди, я через две минуты выйду, – сказал он, приоткрыв дверь ванной комнаты.

Таня уселась в кресло возле незаправленного ложа и покраснела. Странное незнакомое чувство заполнило ее целиком., Она ждала Ерожина. Ждала как женщина и от этого ужасно смущалась. «Думай о деле», – приказывала себе Назарова, но не могла отвести взгляда от белой простыни на диване.

– Отвернись, – попросил Петр Григорьевич, явившись в номер, обернутый в полотенце.

– Стесняетесь, подполковник, – неожиданно для себя самой, игриво проговорила Назарова. – На вас это не похоже.

Петр на минуту замер, потом быстро подошел к Тане и, взяв ее за подбородок, внимательно заглянул девушке в глаза. Полотенце в связи с тем, что руки его были заняты, упало на пол. Но Петр не обратил на это внимания. Видимо, глаза Тани сказали ему больше, чем уста. Потому что он молча обнял гостью и прижал к себе. Таня почувствовала груду влажных мышц и замерла. Она не помнила, как оказалась на тех самых простынях, на которые так смущенно глядела. Не чувствовала, как ее раздели. Она очутилась в железном обруче его рук и растворилась, улетев из реального мира. Она даже не слышала своего голоса, потому что он попросил:

– Не кричи.

– Люблю. Я тебя

люблю, – шептала Таня и старалась, как могла, доставить удовольствие мужчине, который ее брал. Ей хотелось дать ему всю себя так, чтобы ему это понравилось. О себе Таня в момент близости вовсе не думала. Ее как бы не было здесь. Оставалось одно ее тело, и задача этого тела заключалась лишь в том, чтобы дарить наслаждение Петру.

– Ну вот, а потом будешь говорить, что я подлый соблазнитель, – улыбнулся Ерожин, когда они уже одетые и серьезные шагали по коридору в буфет.

– Ничего не буду говорить, – упрямо сказала Таня. – Я сама хотела…

Петр Григорьевич взглянул на девушку и заметил сияющие счастливые глаза. Такое же выражение счастья он наблюдал и в глазах Нади. «Ну что я за тип? – корил себя Ерожин. – Почему не могу отказаться от хорошенькой девчонки? – Корить он себя корил, но вины особой за собой как всегда не чувствовал. – Как можно отказать красивой девушке, если та отметила его мужское обаяние, – размышлял подполковник. – Это, наконец, даже не вежливо…»

Выслушав новости Назаровой в гостиничном буфете, подполковник помощницу похвалил:

– Умница. Я по своим каналам наведу справки о Никитиных в Питере. А ты здесь собери как можно больше подробностей про Веру и ее мамашу. Иди к дому Кадкова и подсядь к старушкам. Думаю, что с твоими способностями налаживать контакты мы скоро все будем знать.

– Что ты имеешь в виду, под «способностями налаживать контакты»? – возмутилась Таня.

– Не придирайся к словам. Работай, – улыбнулся Петр и положил свою ладонь на руку девушки.

Таня очень быстро «наладила контакт», но не со старушкой, а со старичком. Дедушка обладал внешностью героя анекдота из серии – «интеллигент в очереди». Пенсне и бородка клинышком имелись, не хватало лишь трости. Тане необычайно повезло: интеллигент-общественник Старозубцев знал все о каждом старожиле города. Старичок прогуливал мелкого шнауцера во дворе известного дома, и Таня, восхитившись собачкой, сама того не зная, затронула в его душе самые чувствительные струны. Через пятнадцать минут пожилой горожанин был совершенно очарован юной любительницей животных. Разговор о роковой квартире начался как бы между делом. Таня узнала даже больше, чем просил Ерожин. Сводная сестра Кадкова Вера жила в Питере и без мужа растила дочку Валю. Деревня, откуда родом домработница Никитина, находится километрах в семидесяти от города в направлении Луги и называется Кресты.

После столь удачного знакомства Таня зашла в управление, чтобы спросить у Суворова, где ей днем найти Петра Григорьевича.

– Петр уехал в Москву. Его срочно вызвали по телефону, – сказал криминалист и, заметив, как вытянулось лицо его практикантки, добавил: – Скоро вернется. Петя между делом временно работает директором какого-то фонда и не может целиком располагать своим временем.

Таня постаралась скрыть разочарование и доложила Суворову о результатах разговора с пожилым интеллигентом. Виктор Иннокентьевич обещал к завтрашнему дню иметь точный адрес самой Никитиной и ее дочери в Санкт-Петербурге.

Остаток дня младший лейтенант не могла найти себе места. Она обошла центр города, заглянула в парикмахерскую и постриглась. Потом побрела по магазинам, где несколько раз мерила разные платья. Так праздно проводить время Назарова не привыкла, но поделать с собой ничего не могла. В ее хорошенькой головке ни одной мысли, кроме воспоминаний о Петре, сегодня не осталось. За ужином, заметив, что племянница сменила прическу и похорошела, Анна Степановна с необычайным рвением продолжила рассказы о родовом древе. Назарова кивала головой и делала вид, что внимательно слушает тетю и ей по-настоящему интересно, кем был четвероюродный дед по линии отца двоюродного брата Анны Степановны. Книжку стихов Сергея Есенина перед сном Таня поставила обратно в книжный шкаф. О Крутикове Назарова больше не грустила.