Процесс антисоветского троцкистского центра (23-30 января 1937 года)
Шрифт:
Вышинский: Еще два вопроса. Во-первых, наряду с теми преступлениями, о которых вы сейчас говорите, нет ли за вами, я просто скажу, бандитских преступлений в прямом смысле этого слова? Например, грабежей, убийств?
Шестов: Убийства были.
Вышинский: Не террор, а именно убийства?
Шестов: Я припоминаю, что в Прокопьевске был убит террористической группой инженер Бояршинов.
Вышинский: Почему он был убит?
Шестов: Он был убит по моему заданию. Он мне заявил, что на работах
Вышинский: Он к вам обратился как к авторитетному руководителю?
Шестов: Да. Он хотел раскрыть мне глаза на это. Я ему сказал, что принимаю это к сведению, поблагодарил его и сказал: «Кому нужно, я сообщу, а вы пока молчите». А затем я вызвал Черепухина и дал задание убить его, и это было сделано. (Движение в зале.)
Вышинский: И его убили?
Шестов: Да.
Вышинский: Честного инженера?
Шестов: Да.
Вышинский: Второй вопрос: а с грабежами как дело обстояло?
Шестов: Было ограбление Анжерского банка. При моем участии, по моему заданию.
Вышинский: Как это дело случилось?
Шестов: Дело было в 1934 году. Мною был завербован управляющий отделением Государственного банка Анжеро-судженского района Фигурин, он привлек в организацию старшего кассира Соломина, и они для целей нашей организации изъяли из кассы 164 тыс. рублей и передали мне.
Вышинский: А вы что сделали?
Шестов: Я их так распределил: часть денег, около 30 тыс. рублей, оставил для Анжерской организации, для террористической группы, которая была там — группа Шумахера и Федотова и для других целей, 40 тыс. рублей я передал Муралову для других организаций, лично ему подведомственных и подчиненных, и 30 тыс. он еще просил у меня для Кемерово. Муралов получил 70 тыс. рублей. Остальные деньги я отдал для Прокопьевской организации. Черепухину я дал около 16 тыс. рублей и около 30 тыс. рублей отдал Овсянникову.
Вышинский: Кто-нибудь контролировал расходование этих денег?
Шестов: Я доверял людям.
Вышинский: Тем более, что деньги государственные… Вопросов больше у меня нет.
Утреннее заседание 26 января
ДОПРОС ПОДСУДИМОГО ШЕСТОВА (продолжение)
Защитник Казначеев (к подсудимому Шестову): Когда вы вербовали Строилова, вы угрожали ему возможностью выдачи его соответствующим органам?
Шестов: Да.
Казначеев: Такого рода угрозы в отношении Арнольда вам приходилось применять или нет?
Шестов: Нет.
Казначеев: Но вы сказали, что знали об его антисоветских настроениях. Зная, вы это использовали?
Шестов: Использовал. Это дало мне повод для
Казначеев: Первое поручение, которое давалось Арнольду Черепухиным, говорило об акте против кого?
Шестов: Против Орджоникидзе, но акт не состоялся, так как Орджоникидзе не воспользовался машиной.
Казначеев: Второе поручение какое было дано?
Шестов: Совершить террористический акт против Молотова.
Казначеев: Чем объяснял Арнольд, что его не удалось совершить?
Шестов: Черепухин сказал, что Арнольд сдрейфил.
ДОПРОС ПОДСУДИМОГО СТРОИЛОВА
Председательствующий: Подсудимый Строилов, вы подтверждаете те показания, которые вы давали на предварительном следствии, а также на выездной сессии Военной коллегии Верховного суда в ноябре?
Строилов: Да.
Вышинский: Вы можете ли что-нибудь добавить к вашим вчерашним показаниям?
Строилов: Я был послан на два года в Германию и занял должность старшего инженера горной секции технического бюро в торгпредстве. Началось дело постепенно с моего знакомства с фон Бергом. Он прекрасно говорил по-русски, потому что в дореволюционное время лет 15–20 жил в России, в Петербурге. Берг был осведомителем для ряда органов. У меня был разговор с Бергом относительно вопросов нашего строительства. Берг рекомендовал мне прочитать книгу Троцкого, о чем я вчера говорил.
Когда я был в СССР — в конце ноября — начале декабря 1930 года, этот Берг был тоже в Москве. По телефону он убедительно просил меня к нему зайти. Я не заходил. Тогда он просил прислать открытку с указанием, когда я вернусь в Германию, что я и сделал. Вернувшись в Германию, я виделся с Бергом несколько раз. В одной из бесед он сказал, что в СССР известно о некоторой помощи, которую я оказывал фирмам «Вальрам» и «Эйкгоф». При втором разговоре он добавил, что, очевидно, за мною следят, и в СССР известно о моих антисоветских разговорах, а поэтому мне необходимо остаться в Германии.
В конце марта 1931 года я связался с Вюстером, которого мне рекомендовал фон Берг, для того, чтобы он устроил мне поездку в Чехословакию и Францию для выяснения вопросов относительно разработки мощных угольных пластов. Вюстер сказал мне, что «это можно устроить, но так как вы не немец, то нужно иметь какое-то письменное доказательство о том, что вы наш человек и не подведете меня». И я дал документ, о котором уже говорил, то есть согласие не возвращаться в СССР и остаться работать в Германии вместе с ними и выполнять их поручения. Дня через три-четыре, это было 2 апреля, я поехал к нему на улицу Армштрассе, второй этаж, кажется, 59 номер. Вюстер сказал мне: «Никакого разговора ни об оставлении вас в Германии, ни о вашем посещении Франции и Чехословакии быть не может». Я, признаться, опешил и сказал, что это просто бесчестно. Он ответил: «Никакой бесчестности тут нет. Личная записка вами дана, и поэтому вы должны выполнять наши поручения, как вы обязались, господин Строилов».