Прочь из моей головы
Шрифт:
На второй день она проболталась мне про тайну семейного бизнеса.
– Говорят, что моя пра-пра-пра… ну, в общем, самая первая хозяйка гостиницы нашла под мостом у реки маленького ребёнка, – заговорщически сообщила она, ополовинив свою пол-литровую кружку глинтвейна. Мне, формально несовершеннолетней, полагался, увы, только чай. – Подобрала его, когда он уже помирал почти, значит, и вырастила, как своего. Потом отыскались какие-то родственники и забрали парня с собой, но он, мне бабка рассказывала, навещал нас, помогал с гостиницей,
– Почему же, – эхом откликнулась я, думая о своём. – Всякое случается. Я вам верю.
А сама не могла отбросить мысль: что, если тот ребёнок действительно выжил? А потом вырос, попал в Запретный Сад… Что он чувствовал бы, зная о проказах феи, порождённой его чувствами, его беспомощностью и отчаянием? Почему не избавился от неё? Были бы исчезающие мосты Сен-Жюстена напоминанием о матери? Или просто занозой в сердце, которую и выдернуть страшно, и оставить больно?
Хотя что толку рассуждать – теперь уже и не спросишь. Скорее всего, больше и не у кого.
Йен проснулся аккурат на следующее утро – бодрый, энергичный и не испытывающий ни малейших угрызений совести из-за своего просчёта, который едва не стоил мне психического здоровья. Называется, садовник…
Впрочем, настроение его было заразительным, и к окончанию завтрака я уже и не помнила, из-за чего переживала последние дни.
– У нас ещё три недели отпуска! – глаза у него пылали от счастья в буквальном смысле. – Три недели безделья, разврата и сибаритства! Ну что, останемся здесь или ещё куда-нибудь поедем? Тут неподалёку был один город с проклятым поместьем, весьма знаменитым в определённых кругах…
– Никаких проклятых домов, – поспешно отказалась я, хотя идея переехать подальше от Сен-Жюстена звучала заманчиво. – И вообще, работа ещё не закончена. Нам надо заново посетить все мосты и убедиться, что теперь люди на них не исчезают.
Йен облизнул губы, покрасневшие от острого перца, и откинулся на спинку стула, поглядывая на меня из-под ресниц:
– Ну, если тщательно, всесторонне проверять каждый мост, то трёх недель может и не хватить… Кстати, – спохватился он. – А что насчёт феи? Сдадим её садовникам, отправим в Розарий на опыты, уничтожим?
Вот этот вопрос был вполне ожидаемым, и времени, чтобы продумать ответ, мне хватило с лихвой.
– Возьмём с собой в качестве сувенира, – предложила я. И пояснила в ответ на заинтересованно приподнятую бровь: – Ты только представь: кто-то снова врывается к нам в дом, чтобы похитить нечто ценное и шантажировать тебя, но случайно крадёт именно эту милую малышку…
– Да им конец тогда, – фыркнул Йен. –
Я поразмыслила – и решила не мелочиться.
В конце концов, кто знает, когда нам получится урвать следующий отпуск, а купальник я зачем-то в чемодан затолкала перед отъездом.
– Может, на озеро? Конечно, осенью купаться слишком холодно, однако могущественный чародей ведь в состоянии разрешить это маленькое затруднение, м-м?
Глаза у Йена вспыхнули от предвкушения – похоже, что проблемы, трудности и просто нестандартные варианты он действительно любил.
Тот ещё извращенец, если подумать.
…Как раз в моём вкусе.
Рассказ «Четвёртый»
Обычно в городке Лерой-Мартин, что к северу от столицы, увидеть чужака – большая редкость. Но в последнее время сюда зачастили гости: охочие до сенсаций бездельники, авантюристы, газетчики, частные сыщики, медиумы, экзорцисты и мошенники всех мастей. Даже главный редактор ежемесячного журнала «Оккультное обозрение», важный усатый господин в складном цилиндре, прибыл с вечерним поездом в сопровождении фотографа и машинистки!
А всё потому, что две недели назад в доме перчаточника нашли три трупа: обезглавленного мужчину, мальчика со свёрнутой шеей и красивую женщину с камелией в волосах и с обожжёнными до костей руками. И в тот же вечер многие передавали друг другу – шёпотом, на ухо – присказку-загадку: «Один из них был убийцей, другой – жертвой, третий – неудачливым свидетелем, а четвёртый вообще попал туда абсолютно случайно».
– Четвёртый? Кто такой? Откуда он вообще взялся? – тут же переспрашивал хоть сколько-нибудь внимательный слушатель и принимался пересчитывать трупы.
Ответ на этот вопрос искал нынче, кажется, весь город. У гвардии была своя теория, у болтливых кумушек – своя, да и в единственном на всю округу питейном заведении только и судачили, что о «тайне четвёртого». Сплетни ширились, множились, обрастали несуразными деталями, словно новая шляпка модницы в преддверии королевских скачек, и в конце концов правда – если её и впрямь кто-то знал – скрылась под нагромождением выдумок.
И во всём этом шуме и суете никто не заметил, как тёплым вечером у дверей пивнушки «Жареный индюк» появился долговязый молодой человек с пузатой дорожной сумкой под мышкой.
Не сошёл с шестичасового поезда, не прикатил на новомодном газолиновом автомобиле, не прошагал пешком от главных ворот, нет.
Просто появился – из ничего.
Выглядел он, надо сказать, примечательно – шесть футов росту, запакованных в серый твидовый костюм по новейшей столичной моде. Волосы у него были упрятаны под клетчатое кепи, на шее горел шёлковый платок – розовый, как фламинго в Королевском зоопарке, а светлые глаза иногда вспыхивали белым серебром.
Звали его Йен Лойероз.