Прочь из моей головы
Шрифт:
– Я не претендую на ваши сокровенные тайны, – мягко заметил он, отставив кружку и сцепив пальцы в замок. Взгляд его заметно потемнел. – Но мне важно понять, как давно Йен с вами. И та, вторая гостья… они ведь появились не одновременно?
Я рефлекторно сглотнула.
О, да, на тайны Хорхе не претендует, разумеется. И именно поэтому мастерски оставляет за кадром важные детали – например, где был он сам, когда Йена прессовали, почему не пытался заполучить его тело потом, хотя явно обладал достаточным влиянием, чтобы включиться в борьбу… И заткнул он его сейчас вряд ли из-за врождённой непереносимости сальных шуток.
– Вы сомневаетесь
Хорхе спокойно ждал ответа, немного выгнув одну бровь. Отчего-то стало стыдно за свои подозрения, которые, разумеется, не были для него секретом.
– Не совсем, просто насчёт знакомства… Не думаю, что это вообще можно так назвать, – отшутилась я. И, видимо, вино наконец ударило мне в голову, потому что я на автомате включила режим «Спросите Куницу». – В общем, тогда мне было пятнадцать с чем-то лет. Представляете себе жизнь среднестатистического подростка, да? Кризис самоидентификации, экзамены на носу, в школе травля, к тому же Салли уже хозяйничала в моей голове, и спокойствия это не прибавляло. В итоге я решила, что к чёрту эту вашу стрёмную жизнь, унесите… Выбралась на крышу, собиралась прыгнуть и красиво расплескать мозги по асфальту, всего-то было дел – вырезать и отогнуть часть сетки-ограждения. И пока я работала кусачками, Йен заговорил.
Готова поклясться, что интерес в глазах Хорхе был отнюдь не наигранным.
– И? Неужели убедил тебя в том, что жизнь прекрасна, и не стоит с ней так опрометчиво расставаться? Утешил и ободрил?
– Нет, – кривовато улыбнулась я, вспоминая тот мерзкий день, битые бутылки в углу крыши и ветер, продувающий будто насквозь. – Он рассказал мне сказку. Однажды в городке Лерой-Мартин, это к северу от столицы, в доме перчаточника нашли три трупа: обезглавленного мужчину, красивую женщину с камелией в волосах и сожжёнными до костей руками и мальчика, в теле которого не было ни одной целой кости. Один из них был убийцей, другой – жертвой, третий – неудачливым свидетелем, а четвёртый вообще попал туда абсолютно случайно.
– Четвёртый?
Уголки губ у Хорхе еле заметно приподнялись.
– Вот и я точно так же отреагировала. И проблема голосов в голове в том, что их не заткнёшь. И не заставишь говорить, если они вдруг замолчали… короче, в один прекрасный момент я поймала себя на том, что реву – потому что вроде как уже пора лезть в дырку и сигать с крыши, но если я умру, то никогда не узнаю, чем закончилась эта история. И тогда Йен сказал… Он сказал: «С жизнью то же самое. Страшно обидно уходить, не узнав, чем всё кончится».
– И ты осталась.
– И я осталась. А уродине, которая травила меня в школе, мы с Салли сломали обе ноги.
Я залпом допила вино из кружки. Горчило оно, как микстура.
– Интересно… – Хорхе постучал по губе ногтем, длинноватым для мужчины и блестящим, как накрашенный. – А эта Салли с вами давно?
– Лет двадцать пять уже.
К горлу подкатило. Я рефлекторно зажмурилась, как будто так можно было вытравить из подкорки образ, преследующий меня всю сознательную жизнь: гулкое, очень холодное помещение; тошнотворный запах антисептика, внутренностей и крови, много-много тел вокруг, накрытых тонкой сероватой тканью; грохот опрокинутой каталки, тяжесть на придавленных ногах – и почти впритык тело женщины, седой и жилистой, с горлом, перерезанным почти до позвоночника…
…и мелкие белесоватые цветы повсюду, живые, шевелящиеся, как черви…
– Урсула?
Хорхе
«Развеял чары, – шепнул Йен со смешком. – Тс-с, милая. Это было давно…»
– Простите, – ответила я вслух и с усилием потёрла лицо. – Про Салли как-нибудь в другой раз. Наверное, я сегодня недостаточно выпила для таких откровений.
– Может, тогда ещё вина? – улыбнулся он. Но добавил почти сразу: – Простите. Это была дурная шутка. Тогда перенесёмся вновь из дней минувших в славное настоящее. Тело Йена исчезло далеко не вчера, но почему вы начали действовать только сейчас?
Несколько месяцев назад, честно говоря, ничего особенного не происходило. Я феерично отпраздновала своё тридцатилетие поездкой на южное побережье – настоящая идиллия вокруг, море и свежий воздух, тонны импортных фруктов, мороженое, навязчивые торговцы, горе-пикаперы и голоса в голове, требующие попеременно то разнообразить мою личную жизнь, то пролить реки крови. В общем, рутина…
Если что-то и изменилось, то именно что вчера.
Рассказывать предысторию пришлось мне. Если Йен что-то и делал, то поправлял время от времени термины или добавлял деталей, например, насчёт каверны или той марионетки, что заняла место Тони. Хорхе слушал терпеливо; от его внимания я ощущала почти физический дискомфорт, настолько плотным, осязаемым оно было. В самом конце он попросил вновь описать того типа с лошадиным лицом и с нездоровым пристрастием к оранжевому цвету, потом – представить его как можно ярче.
– Эло Крокосмия, – вздохнул он и прошёлся из стороны в сторону, заложив руки за спину. – Значит, садовники. Это плохо и хорошо одновременно, но надо же вам было наткнуться именно на него…
Голова у меня точно наполнилась пузырьками от газировки – полагаю, именно так и выглядело беспокойство в исполнении Йена.
«Погоди, погоди… Ты сказал, Крокосмия? Но разве Норма не?..»
Он осёкся – впервые на моей памяти.
Хорхе отстранённо крутанул стул на ножке одним пальцем, развернув задом наперёд, оседлал его и сложил руки на спинке, глядя на меня в упор. Точнее, не на меня, конечно – а на Йена внутри моей головы, фигурально выражаясь, но легче от этого не было.
– Норма выжила и даже сумела сохранить ребёнка, которому впоследствии передала свои знания и титул. Она не участвовала в борьбе за твой прекрасный труп и, кажется, не держала на тебя зла, чего не могу сказать о её сыне.
«И Эло Крокосмия…»
– И есть то самое дитя, – подтвердил Хорхе. И улыбнулся уже мне: – И нет, к Йену он, по счастью, не имеет отношения – за тем исключением, что ещё будучи в утробе своей матери, садовницы, поучаствовал невольно в охоте на него пятьдесят лет назад. Норме такая самоуверенность стоила нескольких лет жизни, и Эло немного… немного зациклен на этом. Он в целом разумный юноша, но иногда чрезмерно… чрезмерно увлекается.
«То есть опасный псих, который одержим идеей достать меня любой ценой – даже мёртвого, – охотно перевёл Йен на нормальный язык. – С каких пор, говоришь, он садовник?»
– Официально – около семи лет, но, возможно, ещё до этого он помогал кому-то из старой гвардии. За ним лично пойдёт не так уж много людей, однако он обладает серьёзной властью как садовник…
– Да, кстати, – вклинилась я, пока мозги окончательно не проиграли глинтвейну и усталости. – Давно хотела спросить. Как вообще устроен этот ваш Запретный Сад?