Прочь из моей головы
Шрифт:
И тут наконец я осознала, что этот страх – не мой.
Боялась Салли.
«Ты знаешь её? – спросила я мысленно, тщательно подбирая формулировки. – Вы уже встречались?»
Сознание Салли ощетинилось паникой – колючей и холодной, словно осколки льда.
«Плохая женщина. Плохое место. Плохие приказы».
Мне очень хотелось спросить, когда она здесь бывала и что ей приказывали, но я тщательно подавила эти мысли, чтобы и тени наружу не проскользнуло. Если Салли сейчас сорвётся и устроит истерику, переговоры мы точно
Стараясь не привлекать к себе внимание, я медленно вдохнула и выдохнула, выравнивая сердцебиение.
– …К нам действительно доставили несколько человек на днях, однако как вы можете предъявлять на них права? Формально люди никому не принадлежат. Это ведь не вещи. Они находятся у нас добровольно.
– Ну, дайте мне пять минут для разговора с ними наедине, и посмотрим, что выйдет, – зубасто улыбнулась Тильда. – Я не поняла, вы что, собираетесь ссориться со мной? Из-за пары обычных стариков? Даже не сорняков? Фра-то в курсе, что тут творится?
Николетт стиснула зубы, и лицо у неё сделалось откровенно злым.
– Госпожа Франческа сегодня отправилась к Розам по личному приглашению. Я не стану беспокоить её по таким пустякам. Тильда, вы правы, не стоит ссориться. Вы ведь работаете на Крокосмию, верно? Сколько стоит вас перекупить?
Росянка пакостно улыбнулась.
– Запросто. Отдайте мне тело Йена. Всегда было интересно: можно ли обрести бессмертие, если сожрать бессмертного.
Николетт вскочила, сжимая кулаки:
– Это не шутки! Я пытаюсь говорить серьёзно!
«Она и не шутит, – грустно откликнулся Йен. – К сожалению».
Я поперхнулась воздухом и поспешила отвернуться от спорщиц.
Стало ощутимо жарче. Из-за духоты мне почудилось, что стены комнаты – бледно-зелёные, неприятного, болезненного оттенка – заколебались, точно густое марево, и слегка выгнулись, но стоило к ним присмотреться – и они послушно вернулись на место. Сухоцветы в большой фарфоровой вазе на столе шевелились от невидимого ветра, и белёсые колокольчики иногда выглядели почти живыми… Вот уж точно, Дурманный Лог – всё вокруг как в температурном бреду. И всё же интересно, откуда Салли знает это место…
«Дом, – неожиданно ответила она. – Это дом, но плохой. Мне тут не нравится. Не люблю. Сжечь было бы хорошо. Разбить. Разрушить. Уничтожить».
От удивления я едва не ответила ей вслух.
Дом – в каком смысле? Салли тут родилась, что ли?
«Не родилась, нет. Сделали. Меня сделали, я… я Салли Три-Шесть, образец обладает значительными изъянами, к дальнейшей работе неприго…»
Ощутив такие знакомые нотки в ответе – в прошлый раз её переклинило примерно так же – я сосредоточила все силы на том, чтобы мысленно обнять Салли, окутать симпатией, успокоить, выдернуть из порочного круга мыслей, причиняющих боль.
…нет-нет-нет, это всё неправда. Стало
Паника начала отступать – медленно гаснуть, и, сконцентрировавшись на этом, я совершенно перестала следить за диалогом и упустила момент, когда он превратился в монолог. Лишь краем сознания уловила, что больно долго Николетт вещает уже, и как только у Тильды хватает терпения…
– А ты почему не спишь? – вдруг обернулась ко мне наследница Датура и посмотрела в упор. Глаза у неё горели инфернальным чёрно-фиолетовым огнём. – Ты же просто сорняк. Вот упрямая… Ну же, засыпай!
На секунду это потустороннее сияние стало очень-очень ярким – и, кажется, просветило меня до костей, как рентген. Сознание затуманилось, кадрами старой хроники замелькали воспоминания, почему-то чужие.
Комната с рядами одинаковых подстилок; зелёные стены; бледные, рыхлые колокольчики дурмана, колышущиеся без всякого ветра; усталый мужской голос, приказывающий: «Три-Пять, на выход, функция – охрана. Три-Шесть, на выход… Три-Шесть, нельзя! Я запрещаю! Подавить её, сейчас же!»
Это было очень похоже на сеансы сновидений, которые устраивал Йен – с той разницей, что досматривать до конца я сейчас не хотела и резко отсекла видение, возвращаясь в реальный мир, в такую же зелёную комнату, но только обставленную, как гостиная. Тильда откинулась в кресле, закрыв глаза, а Николетт стояла над ней, поливая её беспомощно запрокинутое лицо молочно-белым ядовитым светом из распахнутой ладони.
Спиной к нам.
Как непредусмотрительно.
«Битой по затылку, – быстро приказала Салли. – Сейчас».
Честно говоря, руки чесались у меня с самого начала, поэтому я даже раздумывать не стала – выдернула биту за ручку из наполовину расстёгнутого рюкзака и врезала от души.
Звук получился такой, словно от попадания по шару для боулинга; Николетт со стоном рухнула на колени и откатилась в сторону.
«Урсула, рокировка», – попросил Йен коротко.
Я думала, он опять начнёт нежно дышать Тильде на лицо розовым туманом, как тогда, с Хорхе, но он просто растёр чары по рукам и отвесил ей звонкую оплеуху.
Тильда распахнула злющие глаза, и я, мгновенно вернувшись в своё тело, инстинктивно отпрыгнула, чтобы не попасть под раздачу.
– Йен, какого чёрта? – вырвалось у меня. – Неужели нельзя со своими же союзниками быть помягче?
К счастью, если у Росянки и были претензии, то не ко мне.
– Вот поэтому никто и не любит Датура, – прошипела она, воздвигаясь над креслом, как гора – точнее, как вулкан, готовый к извержению. – Спрашиваю в последний раз. Где. Мои. Люди?