Прочь с Земли
Шрифт:
– Так вот же он! – воскликнул доктор Сергеич и простучал каблуками через палату к Роману. – Вот же он, наш герой!
Роман обернулся и как мог спокойнее посмотрел на Сергеича, краем глаза заметив, что санитары уже бросились обшаривать его постель и постель Егорова.
– Ну, давай, хвались, герой! Что ты там принёс? – продолжал ликовать Сергеич, и от этого его кустистые брови стали даже ещё кустистее.
Роман переспросил удивлённо:
– Я? Принёс?
Ликующее выражение на лице Сергеича сменилось на недоумённое.
– Где
– Какой патрон? – опять переспросил Роман и добавил с удовольствием, тоже посмотрев на Егорова: – Ваш Егоров – псих сумасшедший!
– Ну, не такой уж он и сумасшедший, – пробормотал Сергеич, обшаривая глазами Романа с ног до головы: тот стоял ровно, прямо, руки со сжатыми кулаками держал по швам.
– Не такой уж он и сумасшедший, – повторил Сергеич задумчиво и принялся разжимать кулаки Романа – сначала пальцы на правой руке, потом на левой.
Роман не шевелился, он вежливо и согласно улыбался, но кулаки не разжимал. Сергеич кликнул санитаров, и они тоже стали бороться с кулаками Романа, а когда побороли – увидели, что в кулаках у него ничего нет. Роман заулыбался ещё шире и ещё сладостнее, а когда ему приказали снять тапки, он их с готовностью снял, чтобы Сергеич тоже увидел и тоже понял.
Понял то, что секунду назад почувствовал пальцами ног сам Роман.
Что в тапке у него!.. Уже!.. Ни-че-го!.. Не-ет!
****
– Будущее тормознулось, потому что космос двигает только один нормальный чел, Илон Маск!
Ты усёк? Остальные богатенькие ричи всё своё бабло положили под жомпу. И сидят на них. Они своих миллиардов никогда в жизни не истратят, так и склеят ласты возле них, но научно-технический прогресс человечества не будут двигать. А правительства?.. Им разве нужна борьба с болезнями? Им нужен только электорат в период выборов, а потом хоть бы всё население Земли гробанулось нахрен! Им же нас кормом снабжать надо, а не хочется, – тут Егоров прервался и в первый раз за всё время своего монолога посмотрел на Романа круглыми и честными глазами.
Чувствовалось, что Егоров нервничает, что ему неловко, неудобно перед Романом. В другое время Роман поддержал бы пылкую речь Егорова, и они заговорили бы, заспорили с ним на общую любимую тему – о научно-техническом прогрессе и о покорении космических глубин. Только не сегодня. Сегодня Роман даже смотреть на Егорова не мог… Гамлет грёбаный с совиными глазищами! Монологи он читает!
А потом Роману сообщили, что у него – посетитель, и он ушёл.
Посетителем была Элечка.
– Ну, как ты тут, родной? – спросила она.
– Ты должна меня срочно вытащить отсюда! Мне надо вернуться к своим, – сообщил ей Роман придушенным шёпотом.
– Как только врачи разрешат, – пролепетала она.
– Элечка, они же без меня погибнут! – сказал он. – Ты просто не догоняешь!
– Кто погибнет? – переспросила она.
– Охотники! –
– Милый мой, какие охотники? Ты никогда в жизни не охотился.
Эля смотрела на него, и в её глазах он не увидел понимания, в них была только любовь и жалость, и жалости было больше. Ей было его ужасно жалко, а ему отчаянно нужна была помощь. Ведь друзья к нему не приходили. Ни один не пришёл его навестить в психбольницу. Конечно, он же теперь сумасшедший! А кому нужны в друзьях сумасшедшие? Только что же ему теперь делать?
И он заспорил:
– Не охотился никогда. Раньше. Только теперь я – Капитан. Отставить!
Она в растерянности опустила глаза, и он понял, что опять сказал что-то не то или не так, и надо быстрее исправляться, надо быстрее находить для неё верные, правильные слова. Он даже дыхание затаил – так задумался.
– А где Гаврилыч? – наконец, смог произнести он. – Ты звонила?
– Звонила! Я звонила ему, – обрадовалась она его внятному вопросу и тут же сникла опять: – Но дядя Петя не подходит к телефону, а дома у них по-прежнему никого нет.
Он опять вспыхнул, и опять заговорил о том, как с неандерталами опасно, намного опаснее, чем с разумными, а патрона всего четыре, но у Жирафа магазин больше, только он никого к нему не подпускает, потому что они, Жираф и Простоватый – папенькины сынки.
Скоро Роман увидел её отчаянный взгляд и замолчал, а потом попросил едва слышно:
– Элечка! Ты только маме не звони, ладно? Не надо ей знать.
Тут она встала, подошла и обняла его, прижала крепко-крепко к своей груди, погладила по голове нежными руками. Сказала:
– Бедный мой, как ты мучаешься.
И он понял, что она тоже страдает и мучается за него и за себя, и за их ещё нерождённого и даже незачатого ребёнка – он понимал это и тоже терзался, потому что не хотел, чтобы она страдала.
Он застонал, как от боли, отвернулся и опустил глаза. И больше с нею не разговаривал. Зачем её мучить?
И Элечка ушла, пообещав прийти на другой день.
****
Когда Роман вернулся в свою палату, он узнал, что Егорова выписали и отправили домой, а его самого переводят в закрытое отделение.
И он сразу всё понял и заметался мыслями, собрав их вместе, насколько было возможно… Так! Егоров – его же не должны были выписывать так скоро? И почему Егоров с ним не простился, не дождался его?.. И почему самого Романа переводят в закрытое отделение? Он же хорошо себя ведёт, не буянит, как другие? Нет, здесь что-то не так. Здесь что-то не очень складно выходит.
Ах, вот оно что!.. Это Сергеич расстарался. Это из-за патрона. Сергеич хочет узнать, как Роман перенёс патрон из сна. Сергеич не поверил, что патрона не было, а может он просто хватается за соломинку: а вдруг? А вдруг патрон – не маниакальный бред шизофреника Егорова? А вдруг патрон просто хорошо спрятан?