Проданная Польша: истоки сентябрьской катастрофы
Шрифт:
Учитывая, что две армии красных за несколько дней до польского контрудара двинулись на северо-запад, к Плоцку, а перед ударным кулаком Пилсудского, группировавшегося в районе Демблина-Пулавы, находились лишь две дивизии Мозырьской группы войск (спасибо «гению» Тухачевского)-дальнейший ход событий можно было предсказать без особого труда.
Катастрофа, которая должна была произойти — произошла.
16 августа началось польское контрнаступление. Ею итогом стал полный разгром Западного фронта, потерявшего 66 тыс. пленными и 25 тыс. убитыми и ранеными. Еще 43 тыс. красноармейцев оказались вынужденными отступить в Восточную Пруссию, где были интернированы немецкими властями.
Могла ли Красная Армия добиться в августе 1920 г. полной победы над польской армией и как следствие «советизации» Польши, как об этом мечтали большевистские лидеры? Как показали события, большинство польского населения осталось равнодушным к коммунистическим идеям, предпочтя им идею национального реванша. Даже взятие Варшавы привело бы лишь к вступлению в войну на польской стороне армий Венгрии и Румынии, а в перспективе — и к открытому военному вмешательству Англии и Франции.
Таким образом, уже в военном конфликте с Польшей военная доктрина Советской России, делающая главный упор на классовую сущность современной войны, потерпела катастрофический провал.
Вина Тухачевского не в том, что он не сумел взять Варшаву — в сложившейся ситуации это было, скорее всего, невозможно. И даже не в проигрыше им битвы — весной 1920 г. советские войска тоже потерпели поражение, однако поляки не сумели при этом уничтожить ни одной нашей дивизии. Тухачевский не просто проиграл сражение за Варшаву — он практически потерял все вверенные ему войска! Разгром армий Западного фронта был военной катастрофой, в результате которой оказались перечеркнуты все плоды одержанных летом 1920 г. побед. С Польшей Советской России пришлось заключать позорный мир, отдавая ей огромные территории Украины и Белоруссии.
Но Польша сражалась не только на Востоке — с литовцами, украинцами и Советами. Поляки затеяли конфликты и с юго-западным соседом — с Чехословакией, и с полуокружившей территорию новоявленной Польши Германией. А как же! Воевать — так со всеми!
В Тешинской Силезии (как именуют ее чехи) на 150 тыс. чешского населения насчитывалось всего около 70 тыс. поляков. «Наших — устойчивое большинство!» — подумал Пилсудский и немедля затеял с Чехословакией конфликт. Правда, тут ему не обломилось — чешское государство ходило в любимчиках у Антанты, и обижать его большие дяди из Лондона и Парижа Польше не велели. Пилсудскому пришлось (скрепя сердце и, как он надеялся, временно) отказаться от Заользья (как эта область именуется в Польше).
В Верхней Силезии большинство населения составляли немцы. По проведенному среди них плебисциту эта область отходила к Германии. Но Горний Шленск — это мощный промышленный центр с шахтами, рудниками, заводами. Отдать его Германии? Да никогда в жизни!
И поляки Верхней Силезии трижды выходят на баррикады — в результате Антанта, скрепя сердце, передает большую часть этой территории Польше. Германия, конечно, затаила по этому поводу некоторую злобу, но в двадцатом году она была бессильна хоть как-то помешать полякам рвать ее территорию по-живому. «Еще не вечер» — так думали не только поляки относительно Тешина. Так думали и немцы по поводу Верхней Силезии, Западной Пруссии, Гданьска и Померании.
Конфликты по всему периметру польских границ
Надо отметить, что поляки воевали со своими соседями по-взрослому — не щадя пленных и не испытывая приступов гнилого гуманизма к гражданскому населению. Особенно в этом плане они отличились летом и осенью 1920 г. на территории Белоруссии и Украины.
Ворвавшиеся на советскую территорию польские войска повели себя, как банда отмороженных бандитов и убийц — в считанные дни с них слетел весь тонкий налет европейской цивилизованности. У кого он был, конечно.
Как вспоминал ставший в 1930-е годы министром иностранных дел Ю. Бек: «В деревнях мы убивали всех поголовно и все сжигали при малейшем подозрении в неискренности. Я собственноручно работал прикладом».
По свидетельству представителя польской администрации на оккупированных территориях графа М. Коссаковско-го: «Бывший начальник штаба генерала Листовского, когда при нем рассказывали, как мозжили головы и выламывали конечности, нехотя отвечал: «пустяки». Я видел такой опыт: кому-то в распоротый живот зашили живого кота и бились об заклад, кто первый подохнет — человек или кот».
Особенно трагичной была судьба попавших в польский плен. По данным исследователя М.В. Филимошина, всего в 1919-1920 гг. в польском плену оказались 165 550 красноармейцев. Из них 83 500 погибли от голода и зверских пыток в польских концлагерях.
Современные польские историки пытаются существенно занизить это количество. Как правило, не учитывается, что далеко не все из пленных попадали в лагеря. Между тем вот что записал, к примеру, 22 июня 1920 г. в своем дневнике К. Свитальский, занимавший должность заместителя директора гражданской канцелярии Пилсудского: «Препятствием к деморализации большевистской армии путем дезертирства из нее и перехода на нашу сторону является ожесточенное и беспощадное уничтожение нашими солдатами пленных».
У польских историков после этого хватает совести упрекать Советский Союз в расстрелах польских офицеров в Катыни! Мало того, что этот трагический эпизод до конца неясен (вернее, совершенно ясно, что расстрелы поляков осуществили немцы) — лагеря советских военнопленных в Тухоле или Барановичах видели ужасы покровавей! Когда польские кавалеристы упражнялись в рубке военнопленных, когда расстреливали красноармейцев только для того, чтобы проверить, сколько человек пробьет винтовочная пуля — где были польские защитники прав человека? Или гибель наших пленных — это всего лишь прискорбный военный эпизод? Или кровь наших солдат — дождевая вода? Или красноармейцы — люди второго сорта, и их гибель не является горем для их семей?
Убийство безоружного пленного — это преступление, по всем законам, Божьим и человеческим. Когда польские уланы рубили головы красноармейцев, оказавшихся в их лагерях — о каком будущем для себя они думали? Поляки, расстрелявшие, зарубившие, замучившие голодом и болезнями десятки тысяч наших пленных в 1920-1921 гг. — какого отношения хотели к себе в 1939-м?
Уверен, что среди девяти тысяч расстрелянных в Катыни и Осташкове польских пленных офицеров были сотни (если не тысячи) участников убийств пленных красноармейцев в 11улавах, Стржалкове, Домбе. Когда солдаты звереют, а офицеры не смеют остановить (или даже одобряют) бойню, в которую превращаются военные действия, как можно спорить, кто зверствовал «за правое» или «за левое» дело?