Проданная замуж
Шрифт:
— А как есть? — спросила я. — Где ножи и вилки?
— Просто бери роти руками, отламывай кусочек и зачерпывай им еду. Смотри, вот так. — С этими словами Мена отправила в рот очередную порцию еды, собранную оладьей. — М-м, — одобрительно промычала она.
Я взяла роти, оторвала кусочек, как делала Мена, макнула им в куриный соус и положила в рот.
Ой! Было такое ощущение, что я проглотила огонь. Мое лицо внезапно залилось краской, и захотелось немедленно избавиться от ужасного вкуса во рту, но, поскольку я старалась хорошо себя вести, я не выплюнула
— Я принесу воды! — выбежала прочь.
Мне как раз удалось глотнуть, когда Мена вернулась с чашкой в руках; я выхватила у нее чашку и залпом выпила всю воду.
— Ух! — произнесла я. — Что это было? Я не могу это есть.
До меня донесся смех: Тара и Ханиф пришли за Меной, чтобы посмотреть, что тут за шум, и теперь потешались надо мной.
— Это карри, — сказала Мена.
Я никогда не ела ничего подобного. Я привыкла к еде, которой нас всех кормили в детском доме, такой как сосиски или рагу. И картошка фри — я любила картошку фри.
Ханиф и Тара обменялись какими-то фразами и вернулись в кухню.
— Что они сказали? — спросила я Мену. Мне жутко не нравилось, что я не понимаю, о чем говорят, — мне казалось, что говорят обо мне.
Я оказалась права. Мена, потупив взгляд, сказала:
— Они говорят, что не знают, что еще тебе приготовить, поэтому тебе придется привыкать к этому.
— Но мне это не нравится! Разве нет ничего другого?
Мои губы, казалось, горели; я осторожно прикоснулась к ним.
— Нет, ничего другого нет. Я понимаю, что тебе не нравится, — сказала Мена, а потом вздохнула: — Послушай, ешь только роти, не макай ее в карри.
Я отломила от роти кусочек, на котором не было соуса, и осторожно положила в рот. Без карри вкус был лучше, немного напоминал сухую гренку.
— С этим я справлюсь, — сказала я.
— Знаешь, Сэм, тебе придется привыкнуть к этому. Не переживай, когда дают рис, есть не так уж трудно, — добавила Мена, когда я скривилась. — Но сегодня вечером я доем после тебя, хорошо? — предложила она.
Я отдала сестре соус и, пока та вычищала тарелку, думала, почему больше нет никакой еды. В детском доме всегда можно было взять хлеб с маслом, когда мы доедали то, что было в наших тарелках. Я не стала спрашивать, есть ли пудинг, — это было бы невежливо. Я замерзла, и ощущение голода не улучшало ситуацию. «Интересно, — думала я, — можно ли будет позже принять горячую ванну? Тогда мне станет лучше». Но я еще не видела ванной комнаты и не хотела бы обнаружить, что она тоже находится в саду, в темноте. Когда Мена поела, мы прошли через кухню, чтобы поставить тарелки в раковину.
Тара крикнула из комнаты, где они с матерью сидели на канапе:
— Вымой посуду!
— Хорошо, — ответила Мена.
Тетушка Пегги никогда не просила нас этого делать и не позволяла нам так друг другом командовать; она говорила, что это невежливо. Мена мыла посуду и ставила тарелки на сушку, а я стояла рядом и наблюдала. Мне нужно было, чтобы она объяснила, что вокруг нас происходит, чтобы все не казалось таким пугающим. Кроме того, я продолжала пить воду, чтобы окончательно погасить жжение по рту, которое наконец начало стихать. Закончив мыть посуду, Мена отряхнула руки, а потом вытерла их о платье.
В детском доме я привыкла следить за временем, определяя его по часам, которые висели на стене и на первом, и на втором этаже. Тогда я
— Который час?
— Не знаю, — пожав плечами, ответила сестра. — Спать еще не пора, потому что Манц пока не вернулся домой.
— А часов нет?
— Нам не нужно знать, который час.
Я хотела спросить почему, но у меня было много других вопросов. Я, например, еще не видела своего брата Сайбера. Куда подевался Салим? Где он кушал? Почему члены семьи не едят все вместе? Мы с Меной пошли в комнату, где только что ели, и сестра стала дальше объяснять, что к чему в этом доме. Я задавала ей кучу вопросов, но ответить она могла лишь на некоторые.
Больше всего меня удивляло, почему мать не зашла к нам удостовериться, хорошо ли мы покушали. Тетушка Пегги в детском доме проверяла, все ли мы доели.
Потом приехал Манц. Ханиф пошла в кухню, наполнила его тарелку едой и сказала нам, что, поскольку Манц уже дома, нам пора спать.
— Где можно почистить зубы? — спросила я, побаиваясь, как бы нам не пришлось идти в уборную на улицу.
— Иди за мной, — сказала Мена.
Она подошла к кухонной раковине, достала солонку, опустила в нее палец и принялась натирать зубы солью, потом сплюнула в раковину и прополоскала рот водой из-под крана. Я с ужасом наблюдала за ней.
— Разве вы не пользуетесь зубной щеткой? И пастой?
— Нет, — ответила Мена. — У нас такого нет. Просто делай, как я.
Я попыталась, но меня чуть не вырвало, когда соль попала в горло. Потом мы поднялись на второй этаж и обнаружили, что Тара уже легла в постель и повернулась к нам спиной. Мена забралась на кровать и принялась натягивать на себя одеяла.
— Мне нужно переодеться на ночь, — прошептала я, стараясь не разбудить Тару. — Где мой чемодан?
— Не знаю. Просто ложись в чем есть, а чемодан найдем завтра, хорошо?
Она лежала, по шею укрывшись одеялами.
Мне хотелось переодеться, я всегда так делала перед сном. Я поняла, что чем больше привычных действий совершаю, тем лучше себя чувствую. Поэтому я не обратила внимания на слова Мены — мне нужно было найти чемодан. Я решила, что он, должно быть, остался где-то внизу.
— Мне нужно в туалет. Пойдешь со мной? — спросила я Мену, рассчитывая поискать чемодан, когда мы окажемся внизу.
— С ума сошла? — шикнула она и удивленно на меня посмотрела. — Там темно! Я не пойду на улицу, и ты лучше не ходи. Тебя заберет привидение.
Я вспомнила, как легко было напугать Мену страшилками, которые мы с Амандой придумывали в детском доме, поэтому просто сказала:
— Привидений не бывает.
Сестра помолчала, а потом произнесла:
— Мать накричит на тебя, если будешь шуметь.
— Она спит внизу?
— Да. Я уже говорила. Она очень устает, когда поднимается по ступенькам.
— Ах, Мена, пожалуйста, пойдем со мной!
Но она отказалась. Тогда я собрала в кулак всю свою волю и пошла сама. В доме было тихо, но свет еще кое-где горел, и я могла разглядеть, куда иду. Я как можно тише спустилась по лестнице и прошла через кухню, не издав ни звука. Чемодана нигде не было видно. Я открыла заднюю дверь и оставила ее так; на улице было темно и тихо, за исключением приглушенного шума машин, доносившегося издалека. Я уже не чувствовала себя такой храброй. Дверь туалета я оставила открытой и, справившись как можно скорее, опрометью бросилась в дом, плотно закрыв за собой дверь в кухню; меня почему-то бросило в дрожь, и я тихонько пробралась к кровати.