Продавец цветов
Шрифт:
Я помогла Соболеву подняться и пройти в комнату, где усадила его на диван.
— С вами все в порядке? — поинтересовалась я.
— Кажется, да, — не очень уверенно ответил он.
— Вы знаете этого человека?
Соболев вяло кивнул. Очевидно, каждое движение отзывалось у него в голове нестерпимой болью.
— Кто он?
— Это мой экспедитор. Он работает у меня. Уже почти год.
— А что он тут делает?
— Не знаю. — Вид у Соболева был весьма озадаченным. — Он жил в моей первой квартире, я уже говорил вам. Но сейчас он переехал в другую.
— Вы действительно
— Но вы же все равно не знаете его, — удивился Соболев.
— Да, это так, — пришлось согласиться мне. — А почему вы назвали его Петей?
— Но его так зовут. На самом деле. Точнее, я его так называю. Остальные называют его Петровичем.
— Вот как? И почему?
— У него очень сложное отчество — отец у него нерусский. И поэтому выговаривать тяжело. Почти никто не может. А у кого и получается, то все равно не запоминает. А называть Петей взрослого человека как-то не очень удобно. Я-то — другое дело, все же его начальник. «Петр» без отчества тоже как-то не очень. Вот остальные и зовут его Петровичем. Он сам себя так называет, когда с кем-то знакомится.
Смутная догадка мелькнула в моем мозгу. С каждой секундой все новые детали заполняли пробелы в общей картине и вырисовывали затейливый узор фактов и событий, в результате которых мы все втроем оказались здесь и сейчас.
— Чем он занимается в вашей фирме?
— Петя? Ну, у него много родственников в Азии, где-то в Казахстане. Он ездит туда и привозит интересные растения. Это, конечно, не орхидеи, но все же. Особенно если учесть весьма и весьма умеренные цены. Луковицы бахромчатых тюльпанов, которые в ящиках внизу, тоже он привез. Это такие цветы, что…
Но я не дала Соболеву погрузить меня в пучину ботанических подробностей.
— Так он был здесь раньше? — спросила я.
— Ну, конечно.
Теперь вся картина прояснилась для меня почти полностью. Но оставалось несколько белых пятен, и стереть их можно было только с помощью самого Пети-Петровича с трудно выговариваемым отчеством.
— Будьте здесь, лежите спокойно и ни во что не вмешивайтесь, — скомандовала я.
Я достала из сумочки газовый пистолет и диктофон, приготовленный для завтрашней встречи с Чесноком в «Каменном цветке». Я включила диктофон, переключила его на автоматический режим — теперь он включится только при наличии звуков и выключится при их отсутствии, и засунула его в карман. Затем я взяла газовый пистолет и вернулась в прихожую к Петровичу.
Он все еще был без сознания. Но я не дала ему больше наслаждаться спасительным беспамятством. Я дважды энергично хлопнула его по щекам. В ответ Петрович застонал, приоткрыл глаза и протянул:
— С-с-с…
Продолжить, как и в прошлый раз, он опять не успел. Свободной левой рукой я отвесила ему звонкую пощечину. Затем я вывернула ему запястье, в результате чего он, повинуясь болевым импульсам, перевернулся на живот.
Одним коленом я придавила его сверху, а ступней другой ноги крепко прижала к полу его ладонь. Левой рукой я схватила его за волосы и резким рывком отогнула голову назад. Нам предстоял серьезный разговор
— Что тебе нужно здесь? — требовательно спросила я.
— Ты кто? — Петрович прохрипел в ответ, как загнанная лошадь.
— Вопрос повторить? — осведомилась я и при этом усилила нажим ступни на его ладонь.
— Ты от Сухаря? — не сдавался, несмотря на боль, Петрович.
Кто такой Сухарь, я, разумеется, не знала. Как и не знала во время встречи с Петровичем сегодня у фонтана, кто такой Чеснок. Но так же, как и тогда, я уверенно пошла на блеф.
— Ты необычайно догадлив, — язвительно ответила я ему.
— Я не хотел. Я не хотел, — начал быстро повторять Петрович так, что у меня создалось впечатление о его полной готовности провалиться сквозь землю до самой Австралии, но не встречаться ни с кем от этого самого Сухаря. — Тишка получил свое. Он обманывал меня.
«Тишка — это, наверное, Тихов Владимир Сергеевич, — подумала я, вспомнив фамилию и имя человека, чей труп сегодня из подвала увезли в морг. — Значит, убийство Тихова — дело его рук. А этот Тишка — человек Сухаря. Поэтому он так боится меня».
— Он обманывал не только меня. Он обманывал всех вас. — Голос Петровича стал срываться, но он начал говорить с жаром, с отчаянием утопающего, хватающегося за соломинку. — Он дурил меня каждый раз на четыре тысячи. Он сказал, что больше десяти тысяч за товар никто не даст. Но я теперь знаю, что он стоит четырнадцать. Четыре тысячи Тишка оставлял себе. Он крал их у меня. И у вас. Я хотел связаться с вами без него. Но он не давал мне. Он первый ударил меня. Но я не хотел убивать его.
Итак, многое из того, что мне нужно было знать, Петрович сказал. Сейчас он находился в таком состоянии, что под воздействием доброжелательного отношения мог сказать гораздо больше.
— Хорошо, — сказала я и почти полностью расслабила захват. — Я верю тебе. Но все надо исправить.
— Конечно. Мы все сделаем, как всегда. Но без этого козла Тишки. Я спрячу его сам. Его никто не найдет. Я сейчас заберу его.
— Хорошо, — согласилась я. — Зачем ты искал Чеснока?
Этот вопрос застал Петровича врасплох. Моя осведомленность поразила его, словно ударом молнии. Но он изумился бы еще больше, если бы узнал, что Тишку уже нашли и сейчас его труп пребывал не под нами в подвале, а в городском морге. Он застыл неподвижно и кажется, перестал даже на какое — то время дышать, а затем беспокойно заерзал.
— Чеснока? — с деланым удивлением спросил он.
— Чеснока, Чеснока, — подтвердила я, — в семь у фонтана. Или уже забыл? Может, тебе помочь немного освежить память?
Реакция Петровича оказалась настолько резкой и бурной, что я просто не успела отреагировать. Он неожиданно вздыбился, как необъезженный мустанг, и сбросил меня со спины. В мгновение ока он был на ногах и кинулся к окну. Еще мгновение — и раздался звон стекла. Петрович закрыл лицо руками и выпал в окно. Снаружи донесся глухой звук падения, а затем сдавленный стон, сменившийся хрипом.