Проделки Джинна
Шрифт:
— Вот, я все почистила, можете одеваться, — произнесла Луиза и повесила одежду Дыболя на спинку стула.
— А потом завтракать, вернее, даже обедать, — пропела мама и тут же исчезла в соседней комнате.
— Кое–что найдется и для головы, — ободряюще кивнув, торжественно произнес папа и последовал за мамой.
— А я уже показала папе с мамой ваш памятник, — радостно сообщила Луиза. — Мы утром ходили смотреть. Они просто потрясены! Быстренько поднимайтесь и за стол. — Девушка кокетливо махнула рукой и вышла из комнаты.
Саша не был готов к подобному приему,
Как ни хорошо приняли Дыболя в этом доме, но после вчерашней ночи он решил бежать. Его память смогла воспроизвести лишь жалкие обрывки застольного разговора, который в основном вертелся вокруг проклятого бронзового памятника. То, что Дыболь сумел вспомнить, было настолько ужасно и неправдоподобно, что Саша, стиснув зубы, застонал словно от сильной боли. Так врать ему ещё никогда не приходилось.
Превозмогая тошноту и головную кононаду, Дыболь быстро натянул на себя одежду и на цыпочках покинул гостеприимную квартиру.
СКАНДАЛ
Поплутав немного по городу, Саша с трудом купил бутылку местного фирменного пива Овокачо и наконец добрался до дома профессора. Он поднялся по скрипучим ступенькам и постучал в дверь. Открыли ему не сразу, но когда это произошло, он пожалел, что вернулся слишком рано.
— Что такое?! — пронзительным голосом воскликнул профессор. — Почему вы пьяный?! Разве я говорил, что вы можете шляться по ночам черти где, а потом заявляться ко мне в пьяном виде?
Отступив на шаг назад и опустив голову, Дыболь застегнул пиджак и пробубнил:
— Я не пьяный.
— Не пьяный, да? Не пьяный, да?! — закричал профессор, наступая на Сашу. — Да вы посмотрите на свою рожу! Это же не рожа, это свиное рыло. Вот что, молодой человек, убирайтесь–ка отсюда вон! Протрезвитесь, а потом приходите. И если я ещё раз увижу вас пьяным, пеняйте на себя! Вам ясно? закашлявшись, хозяин дома вернулся в квартиру и с силой захлопнул за собой дверь.
Оставшись на площадке, Дыболь хотел было пнуть дверь ногой и проорать какое–нибудь оскорбление, но вовремя передумал и медленно спустился на улицу. В таком плачевном состоянии он не в силах был даже негодовать. Саша лишь понял, что больше никогда не вернется к профессору и сразу ощутил затылком ледяное дыхание одиночества, какое посещает человека на чужбине в минуты душевной слабости. Чужой город начинал давить на Дыболя со всех сторон теми нелепыми сюрпризами, которые он уже получил. О предстоящих же ему страшно было подумать.
В метре от Саши на булыжную мостовую упал молоток. Вздрогнув, Дыболь удивленно посмотрел наверх. Профессор стоял у окна, брезгливо наблюдал за ним и делал вид, что ничего не произошло.
— А если бы попал? — перейдя на «ты», угрожающе спросил Саша. Он мысленно уже распрощался с хозяином дома, терять ему было нечего, а значит ни о какой вежливости не могло быть и речи.
— Не «попал», а «попали», — крикнул профессор, высунувшись из окна и затем, более миролюбиво добавил: — Ладно, поднимите
Чего–чего, а такой развязки Дыболь не ожидал. Впервые в жизни он оказался перед подобной проблемой выбора: признать себя виновным, а взамен получить крышу над головой, или разобидеться, позволить себе удовольствие наговорить этому чудаку гадостей и уйти в неизвестность. Решение само собой пришло через больную голову и отвратительное самочувствие — Саша сдался.
Еще раз поднявшись на второй этаж, Дыболь вошел в квартиру. При этом вид у него был как у побитой собаки.
В комнате за столом сидели и пили чай уже известный ему хозяин гостиницы и красивая статная дама лет сорока. При появлении Саши она даже не взглянула на него, и в этом ракурсе удивительно была похожа на карточную трефовую даму.
Увидев владельца гостиницы, Дыболь во второй раз за сегодняшнее утро густо покраснел и от волнения принялся постукивать молотком по ладони.
— Бросьте вы этот молоток, — дружелюбно сказал хозяин гостиницы. — Я никогда не расстаюсь со своим кольтом. Мы здесь в гостях. Честное слово, мне неудобно убивать вас в доме моего хорошего друга. Садитесь лучше пить чай.
— Между прочим, здороваться надо, — напомнил профессор и, подойдя к Саше, отобрал у него молоток.
— Здравствуйте, — буркнул Дыболь.
— Вот так–то лучше, — обрадовался владелец гостиницы. — Теперь пора и познакомиться. Я — Базиль. Можете так меня и звать, я не возражаю. А ваше имя мне известно.
— Подойди к госпоже Розалии, — прошипел профессор Саше на ухо. Он ткнул его кулаком в бок и отвратительным слащавым голосом обратился к даме: — Это мой иностранный гость, Александр Дыболь. — Затем он подтолкнул Сашу к невозмутимо сидящей гостье и легонько надавил ему ладонью на затылок. Получилось что–то вроде поклона. При этом Розалия равнодушно посмотрела на Дыболя и неожиданно красивым низким голосом констатировала:
— Вы не художник… и, пожалуй, не писатель.
Испытывая некоторую неловкость, Саша смутился ещё больше, а дама треф продолжала:
— Вы не музыкант, не–ет. И не ученый. Не политический деятель.
— Молод еще, — хохотнул Базиль.
— Я вас сразу узнала. Ваша статуя — безвкусица. В прошлом году на её месте стоял памятник одному художнику. Не долго, правда. Тот был поизобретательнее. По крайней мере, его нельзя было узнать.
— А действительно, Александр, кто вы? — подмигнув Дыболю, спросил владелец гостиницы.
— Пусть лучше расскажет, где он шлялся всю ночь, — проговорил хозяин дома.
— Об этом я вам расскажу, уважаемый профессор, — встрепенулся Базиль. — Вечер Александр провел в ресторане у Энгельгардта, а потом пошел ночевать в счастливую семейку. Так, Александр?
Подавленный информированностью владельца гостиницы, Саша поднял и опустил брови, но вместо ответа тяжело вздохнул.
— Ну вот, пожалуйста, — радостно продолжил Базиль. — Только что–то вы рано сбежали от Луизы. Заврались небось? Совестливый, значит. Это хорошо.