Продюсер
Шрифт:
— Эй! Очнись! Мама пришла.
Мальчики при слове «мама» дружно умолкли и растерянно захлопали глазами, а Чук недовольно оторвался от своего любовника.
— А-а-а… Это ты, Вика? — прищурил он глаза… но руку парня не отпускал.
— А когда это мы с тобой стали на «ты», Клим? То есть Феденька. Ты еще имени-то своего не позабыл?
— А ты мне не указывай! — зашипел вдруг Чук. — Ты кто? Тьфу! Пустое место. Без Иосифа ты никто. И звать тебя никак! А я — Клим Чук! Меня страна боготворит. Я — кумир! Я порвал МТВ, выиграл «Евровижин», отымел «Сингл года». Я — велик!
Он так раззадорился,
Медянская поджала губы.
— Ну-ну, кумир недоделанный! Где бы ты был, если бы не Иосиф? И не его деньги? Кстати, и мои тоже! Он два года все наши деньги на тебя, сучонка, тратил. Вот и премии твои. Нет никакого Клима Чука! Есть Федька Климчук! Гей-потаскушка из Бобруйска. Не хочешь по-людски, добром на добро, бог с тобой! Катись в задницу! Иуда!
Свита затихла и даже немного протрезвела, но вот сам Клим — было видно — обиделся.
— Ой, как страшно! — юродствуя, запричитал он. — В задницу, как вы выражаетесь, мадам, мы всегда с удовольствием! Все остальное — хрень!..
Но крик его становился все громче, а сам Клим густо покраснел и напрочь потерял всякий самоконтроль.
— Себе ее засунь! — верещал он. — Будет еще выеживаться… Охрана!
Сзади немедленно выросли три мордоворота — судя по смуглым и небритым лицам, явно представители Юга. Они молча подхватили Медянскую и так же молча понесли к выходу. Тут и вмешались охранники клуба, которые ждали, когда же она пройдет к Гарику. Имя Иосифа Шлица, а тем более скорость, с которой Гарик отозвался, давали им основания вмешаться.
— Парни, спокойнее! Эта дама — гостья хозяина. Оставьте ее.
Оба клубных охранника вплотную подошли к охране Чука и преградили путь. Те остановились и меряли взглядами широкие фигуры «гоголеффцев». Оружия у посетителей не было, а вот пиджаки клубных вышибал подозрительно топорщились в районе левой подмышки. Кавказцы отпустили дрожащую от возмущения Медянскую. «Гоголеффцы» тут же закрыли ее своими могучими торсами и синхронно расстегнули пиджаки. Троица чуковцев отступила к своему повелителю. Тот ехидно прыснул:
— Фи-и-и! Великая вдова! Знай свое место! Я теперь с Алимчиком дружу. Сегодня для него всю ночь буду жарить! А ты вали отсюда. Ты теперь без Иосифа — никто! А я — все! Потому что я — Чук! Клим Чук!
Его свита неуверенно захихикала. Виктория приостановилась, слегка отодвинула своих спасителей и, держась за рукав одного из них, громко обратилась ко всем:
— Мальчики. Пару слов о Чуке. Я смотрю, у вас тут дружная компания Чука и Геков. Тебе, Федька, к сведению! И тем, кто не читал повести Аркадия Гайдара. Так вот. В древности жили-были на земле племена Чуков и Геков. У Чуков были жены-чуи, а вот Гекам с женами не повезло… — Она подхватила второго «гоголеффца» и, бросив презрительный взгляд на притихших парней, скомандовала:
— Пошли, ребятки! Гарик заждался!
День защитника
Несмотря на неожиданную стычку с Климом, бывшим другом семьи, делившим с ней и Иосифом не только кров и стол, Медянская почувствовала в себе необыкновенный прилив сил, энергии и желания действовать. Она буквально летела по ступенькам, волоча за собой удивленных
— Спасибо, мальчики! С днем защитника вас! — кокетливо усмехнулась и нырнула за дверь.
«Гоголеффцы» переглянулись, и один из них покрутил у виска пальцем:
— Ку-ку! Полный привет! Вот что делает горе с женщинами.
На что другой покачал головой и задумчиво выдал:
— Нет. Она не «ку-ку». Она великая женщина. Не зря говорят, что за большим продюсером всегда стоит великая женщина. Или что-то в этом роде.
Слов охранников Медянская уже не слышала. Снизу доносилась грохочущая музыка. Она толкнула вторую дверь. Кабинет Гарика утопал в клубах какого-то сладкого дыма. У Виктории сразу закружилась голова и защипало в глазах. Она закашлялась, а затем вдруг расслабилась. И дым уже не досаждал, и Гарик появился совсем неожиданно. Он вышел из туалета, совмещенного с кабинетом.
— О-о-о! Кто к нам пришел?! Виктория Станиславовна. Бонжур, мадам!
— Здравствуй, Гарик. Я пришла к тебе с приветом! — засмеялась Виктория и сама удивилась, почему ей вдруг стало так весело — от одного только вида этого парня, что мнит себя неотразимым мачо.
Она опустилась в мягкое кресло и замерла. Виктория этого не знала, но именно на этом месте совсем недавно сидели по очереди Леня Булавкин, затем Митя Фадеев и, наконец, Иван Бессараб — все трое по поводу присвоения денег ее мужа, а совсем скоро должен был появиться сам Алимджан Джабраилович Фархутдинбеков. Именно сегодня ночью он праздновал свой юбилей в очень узком кругу посвященных. Для этого и был арендован самый модный и лучший на сегодняшний день столичный клуб «Гоголефф».
— Чем могу? — Гарик тоже вытянулся в своем кресле.
Его совершенно не расстраивал и не пугал разговор со вдовушкой. Он заранее знал, что она будет сейчас говорить. Небось спросит денег, а потом документы. Начнет клянчить проценты от прибыли. Самого Шлица это все никогда не интересовало. Он был человек высочайшего полета. Страшно, что закончил вот так, в подъезде, на пороге своего дома, с пулей в груди.
Гарик передернулся. Его пугали любые разговоры о смерти. Он был мнительным и суеверным. Он даже думать боялся о Шлице, потому что верил в привидения и опасался ночных визитов убитого продюсера. Говорят, что убитый всегда бродит сорок дней по земле и ищет всех своих обидчиков. Гарик скривился, и эта гримаса не ускользнула от взгляда Виктории. Она засмеялась:
— Ты чего кривишься, Гарик? Косяк тухлый попался или нос запудрил кривовато?
Гарик пожал плечами.
— Да нет, косяк — то, что надо. И пудра ничего. А ты что, приобщиться хочешь?
— Не-а! Я уже тут сидя унюхалась. Можно уносить. Но пришла к тебе не за этим. Мне теперь, Гаричек, нужно иметь светлую голову и трезвый ум. Начинаю самостоятельный бизнес.
Гарик поднял густые брови.
— Интересно, какой? Поделись.
— Мне? С тобой? Делиться? Гарик, ты что? Точно, улетел! Это ты со мной поделишься сегодня же. Ты забыл, кто бизнес поднял? Кто клуб перелицевал? Кто сделал его модным?