Проект "АЦ"
Шрифт:
2
Машина въехала во двор большого девятиэтажного дома и остановилась возле каменного крыльца: несколько ступенек и железные перила. Невзрачная дверь с белой табличкой "Прием". Прием чего? Стеклотары? Белья? Непонятно.
Я слегка оробел. Посмотрел на шофера, но он, не обращая на меня внимания, рылся у себя в карманах. Пробормотав: "Спасибо", – я вышел из машины и поднялся на крыльцо.
За дверью оказался небольшой тамбур, а за ним – комнатушка без окон. Под потолком на проводе
– Добрый вечер, – сказал я, подошел и сел на стул.
– Добрый вечер. – Парень улыбнулся, протянул мне через стол руку и назвался: – Дроздов.
– Очень приятно, – сказал я и вспотел от смущения.
– Фамилия, имя?
– Андрей Гольцов.
– Поздновато явились. Гольцов. Ну, да ладно. В каком классе учитесь?.. Так, в восьмом. А два года сидели в котором? В шестом? Говорите яснее. В шестом. – Он сделал пометку на лежащем перед ним листе бумаги. Я готов был поклясться, что увидел на этом листе свою фамилию, напечатанную на машинке. По какой причине сидели?
Я замялся. Сказать "неспособный к учению" – сам себе навредишь. "Учителя заедались" – неправда. "Не хотел учиться" – хуже того. Я подумал и ляпнул:
– Болел.
Дроздов прищурился, посмотрел на меня с усмешкой:
– Вот как? Чем?
Разговор принимал неприятный оборот. В голове у меня замельтешило: "Энцефалитом? Эхинококком?"
– Гипертонией.
Лицо у Дроздова стало совсем хитренькое: знаем мы эту гипертонию.
– Ничего, – сказал он, – вылечим. – Посидел, помолчал. – Как вы полагаете. Гольцов, вы обыкновенный человек?
Такого вопроса я, естественно, не ожидал.
– Нормальный, – ответил я и пожал плечами.
– Нет, я не о том. Я имею в виду: вы как все или нет?
Я покачал головой:
– Нет.
Дроздов удовлетворенно откинулся к спинке стула.
– А почему нет?
Вот пристал, подумал я. А я-то боялся, что по алгебре будут спрашивать.
– Мне кажется, я способный, – промямлил я и покраснел.
– К чему? – вежливо поинтересовался Дроздов.
– Ну… учиться способный.
– Этого маловато, – огорчился Дроздов.
Я тоже расстроился. В самом деле, к чему я способный? Да ни к чему. Баклуши бить.
– У каждого человека должны быть особые, присущие только ему способности, – участливо глядя на меня, сказал Дроздов. – Постарайтесь припомнить.
Я молчал.
– Вы очень уверенно сказали, что вы не такой, как все. Это впечатляет. Но на чем вы основываетесь?
– В длину неплохо прыгаю, – брякнул я совершенно невпопад.
– Спорт нас не волнует, – нахмурившись, сказал Дроздов. – Слабосильных подтягиваем. У нас там спортивный комплекс по последнему слову техники. Для того мы и приглашаем в нашу школу, чтобы отставание по отдельным пунктам не мешало развиваться
Я совсем упал духом: не видать мне этой школы, как своих ушей.
– Ну неужели ничего главного? – настаивал Дроздов. – Не верю. По ночам хорошо спите?
– Когда как.
– А если не спите, что вам спать не дает?
– Маму жалко, – с запинкой сказал я.
Тут Дроздов не стал вдаваться в подробности.
– Понятно, – проговорил он. – Ну, а что бы вы для нее сделали, если бы могли?
– Чтобы она смеялась, радовалась, не плакала.
Я смутно начал понимать, чего он от меня добивается. Но выразить это словами не взялся бы даже для спасения жизни.
– А как это сделать? – не унимался Дроздов.
– Надо больше с ней разговаривать, доказывать, что все хорошо…
– Словами доказывать?..
– Нет, не словами. – А как?
Я молчал.
– Ну, добро, – Дроздов заметно повеселел. – И что же, получается?
– Не очень.
– А хотелось бы?
– Да.
– Больше всего на свете?
Я не ответил. Не люблю говорить такие слова. Но подумал: да, больше всего на свете.
– Ну что ж, – сказал Дроздов, – мы на верном пути, Андрей. Просто вы подавлены своими неуспехами и плохо прислушиваетесь к себе. Вы, несомненно, одаренный человек…
Меня бросило в жар.
– …но природы своей одаренности сами не сознаете. Мы вам в этом поможем. Пишите заявление. Да не волнуйтесь, вы приняты.
Должно быть, на моем лице было что-то вроде недоверия, потому что Дроздов засмеялся.
– Между прочим, я директор школы, и мое слово – это уже решение. Вот образец: "Прошу зачислить меня в состав учащихся Чулпанской спецшколы для одаренных переростков". Дата, подпись.
– А где это – Чулпан? – спросил я, взявшись за ручку и начиная уже приходить в себя.
– В Западной Сибири. Еще вопросы есть?
Я осмелел:
– Есть. Почему вы так назвали – "школа одаренных переростков"?
Дроздов оживился:
– А что? Задевает, беспокоит?
– Да неприятно, – признался я.
– А правде в глаза смотреть всегда неприятно. Ведь вы же переросток? Несомненно. В ваши годы надо учиться в десятом классе, на худой конец в девятом. Уж раз вы нам позвонили, вы понимаете это и не считаете тяжким оскорблением. Не так ли?
Я должен был признать, что это так.
– Вот то-то и оно. Вы удивитесь, узнав, как мало у нас учеников. Никто не хочет признавать себя переростком. Сидит за партой этакий дылда и не страдает от этого, скорее склонен всех остальных считать недоростками. Столько в нем чванства, наглости, самоуверенности… да просто хамства. Значит, не умен. Нам такие не нужны, и не идут к нам такие. Понятно?
3
Я влетел в комнату совершенно полоумный от радости. Перепрыгнув через стул, кувыркнулся. Плюхнулся на пол.