Проект «Асгард»
Шрифт:
— Меня не могла позвать? Я проснулся и встал сто лет назад. Печку вот топил, помещение грел. Но никакого особенного шума не слышал.
— Звала, только ветер мой крик в сторону сносил, а теплицу я отпустить боялась — ее сразу кидать начинало из стороны в сторону. Она…
Внезапная вспышка молнии заставила ее смолкнуть. Главным калибром ударил гром. По стеклам защелкали крупные капли дождя вперемешку с градом.
— Ладно, не волнуйся ты так, все в порядке будет. Ступай, погрейся пока у печи, а я на улицу выйду, гляну, что там творится. Заодно ворону с забора сниму и дрова получше укрою — если они промокнут, нам не сдобровать. Даже какую-то часть поленьев перенесу на террасу. Пусть под крышей лежат. Вода в доме есть?
— Да. Ты вчера много натаскал. Бак за печкой полный, и в ведре еще половина осталась.
Марина поежилась и почти с мольбой посмотрела на Марата.
— Только ты недолго, ладно? Гроза начинается… Я на даче всегда грозы боюсь…
На вершине зиккурата
Во дворе длинными,
Дрова от косого дождя немного подмокли, но основную часть поленьев Марат спас. Правда, пришлось передвигаться бегом, согнувшись и прикрывая собой столь необходимое в их положении топливо, не заботясь о чистоте штиблет. В спешке грязи в дом нанес изрядно, даже неудобно сделалось. Марина на это отреагировала молча: просто взяла тряпку и вытерла размазанные по полу следы. Потом прислонилась спиной к печке, развернув руки, приставила ладони к разогретым кирпичам и неподвижно застыла в готовности слушать.
— Осмотревшись на местности и оценив обстановку, — Марат старался говорить непринужденно, в шутливом тоне, — докладываю: страшного там ничего нет. Гроза, как гроза, — бывают и посильнее. Воды много, но ее влажность находится в пределах допустимой нормы. Все соседи в укрытиях или спасаются на надувных плотах. Световой маяк исправен, сигнал подается в штатном режиме.
— Издеваешься?.. — Девушка обиженно насупилась. — Вороне вот не до смеха теперь. Тоже, наверное, желала «на местности осмотреться», да силы не рассчитала, пала жертвой птичьей самонадеянности. Ты ее хоть похоронил?
— Улетела твоя ворона.
Он изобразил на лице сожаление.
— Не дождалась меня к собственному погребению. Вознеслась без последних почестей прямиком на небесную помойку. В жизнь вечную среди не скудеющих пищевых отбросов. Заслужила участь сию кротостью и всетерпением, страданиями праведными, молитвой страстной, к мусорному баку обращенной.
— А если без шуток, много дел ураган натворил? В городе сильный ветер такого впечатления не производит. Камень и бетон дает ощущение защищенности, ты ни за что не отвечаешь в плане последствий разгула стихии: есть коммунальщики, дорожники и прочие технические службы. Только наблюдаешь со стороны, будто фильм по телику смотришь…
— Нам в любом случае опасаться нечего. Дом у нас не из соломы, крыша в порядке, тепло в помещении обеспечено. Главное, нет нужды срочно отсюда выбираться по непогоде, на старом автомобиле, размытой дождем дорогой. Тебе же спешить некуда, правильно, ты к экзаменам готовиться приехала? Про себя я и вовсе молчу… Посему, давай займемся лучше завтраком, просушкой постелей и другими бытовыми заботами.
Его слова произвели на Марину успокаивающее впечатление. Она поправила у зеркальца над рукомойником прическу, принесла с террасы продукты и стала жарить яичницу-глазунью с сосисками. Только иногда бросала на Марата тайком испытывающие взгляды, будто желая узнать, не скрывает ли он от нее нечто важное.
Марат, достав из-под подушки тетрадь, прошел к окну, отдернул занавеску, пододвинул под себя стул, сел и, опершись одним локтем о подоконник, продолжил прерванное вчера чтение.
Сначала вторично бегло просмотрел первую запись. Ее странный, выспренний стиль и содержание могли бы навести на мысль о помутнении рассудка писавшего. Могли бы…, но онежские события ставили под сомнение психическую неадекватность автора. Конечно, Славян бывал порой излишне патетичен и даже чудаковат, отстаивая свои идеалистические взгляды, только, как теперь выяснилось, в них находилось место для действий, несовместимых с образом романтического странствующего трубадура.
«Ну, давай, друг, покажи нам свое настоящее лицо, — с грустью думал Марат — открой страшный секрет, ради которого стоило жить и умирать. Надеюсь, ты здесь ничего от нас не утаил»…
Он перевернул страницу и устроился на стуле поудобнее…
14 апреля 1999 года
Честно говоря, я и сегодня еще нахожусь под впечатлением пережитого. Порой мой разум отказывается верить в реальность произошедшего, и тогда его захлестывает лихорадочное нервное возбуждение, частично справиться с которым удается лишь медикаментозным способом. Даже транквилизаторы не в силах полностью остудить жар моего тела, высушить струящийся по лицу пот, заставить померкнуть яркие картины тропического пейзажа, заслоняющего собой весь остальной мир. Я вновь и вновь оказываюсь в Мексике в Городе Богов, прохожу Путем Мертвых, поднимаюсь по ступеням Пирамиды Солнца и вижу перед собой коленопреклоненную фигуру сухопарого старика в распахнутой на груди белой рубахе. Он уже готов к ритуалу. В его руках короткий самурайский меч, в глазах — пустота. Опять слышу тихий, умиротворенный вздох, хруст взрезаемой плоти, перепуганные крики людей вокруг…
Никто не попытался его остановить. Все сначала молча смотрели, принимая происходящее за шоу, а потом начали метаться по площадке
Почему я первым кинулся к нему? Ужели только потому, что я врач? Не думаю… Было еще что-то, что заставило меня действовать без промедления. Любопытство? Может быть… Ведь тетрадь в твердом переплете я заметил сразу, еще до того, как сталь проникла в тело самоубийцы. Она лежала меж его колен, как священный ритуальный атрибут, как магический фетиш, ждущий жертвенного окропления. Все затевалось им ради нее: восхождение на зиккурат, обращенное к востоку лицо, отточенный клинок, смерть и бесконечное равнодушие к окружающей толпе.
Но жертвенная кровь не пролилась на подготовленный алтарь. Опускаясь рядом с пожилым мужчиной на корточки, дабы не дать ему завалиться на торчащий из живота меч, я накрыл тетрадь своей сумкой. Затем, пользуясь суматохой, засунул ее в джинсы под ремень, опустив сверху майку. Спрятал от взоров тупых, обезумевших овец. Так что, можно утверждать, она досталась мне по праву, ибо только я распознал в ней нечто большее, чем стопку прошитых нитью бумажных листов. Наши пути пересеклись и объединились. Артефакт меня выбрал. Вещи, подобные этой, сами находят себе хозяев.
Когда прибыли полиция с медиками, мне оставалось передать им обмякший труп и сказать пару слов для полицейского протокола. Не понадобилось даже вызывать переводчика. Объяснились просто: знаками и с помощью плохого английского, который более-менее понимают все медики и полицейские в туристических местах земного шара. Моя супруга, активно способствовавшая межнациональному общению, получила в виде сувенира Пернатого Змея [11] на цепочке с зеркальца заднего вида реанимобиля.
Сейчас он болтается над ее туалетным столиком, каждый раз напоминая нам о приключении в стране пирамид, которое мы решили ото всех оставить в тайне. Иначе, какой от приключения прок? Расскажи мы все друзьям и знакомым, мы бы встали с ними на один уровень, потеряли бы нечто сокровенное, будоражащее нашу общую память и воображение. Лишились бы возможности владеть чем-то безраздельно.
Валентина недавно сделала в тату-салоне наколку вокруг левого соска. Надпись: «Mexico. Welcome To Nightmare» [12] и лаконичный рисунок: алую капельку крови. Теперь, когда мы занимаемся сексом, я ласкаю татуировку языком, и мне кажется, что она оживает. Медленно вращается вокруг коричневой пуговки, танцует танец возбужденной, пылающей страстью плоти. О тетради Валентина, естественно, не знает. Это касается только меня одного.
На счастье, приступы нервного возбуждения довольно редки. Они не способны помутить рассудок и сломить мою волю. Я хожу на работу и общаюсь с друзьями, стараясь ничем не выдавать своего душевного состояния, своих устремлений, своей избранности. Может, иногда чем-то обнаруживаю себя и кажусь окружающим странным, но обстоятельства заставляют спешить: время неумолимо, а сделать предстоит слишком много.
11
Пернатый змей — Кукулькан, Кецалькоатль — широко известное в Мезоамерике божество доброты и мудрости. Своеобразный дракон с драгоценными перьями и некоторыми признаками ягуара (иногда — пастью кипактли — Чудовища Земли).
12
«Mexico. Welcome To Nightmare» — «Мехико. Добро пожаловать в кошмар» (англ.).
Завещание Алана Виндхаузера
Оставшийся после завтрака день, вплоть до ужина — обед они опустили — протекал в заботах, каковые еще утром обозначил для выполнения Марат. Хозяйка дома более с ним не спорила и даже порой советовалась по поводу некоторых незначительных частностей. К примеру, они в совещательном порядке постановили, что Марине лучше будет подвинуть свою кровать вплотную к печке, чтобы максимально использовать ее животворящее тепло.
Затем, распахнув все форточки, проветрили хорошенько помещение, избавляясь от банного запаха распаренной древесины стен и лишней влажности воздуха. Перенеся обработку сквозняком, постельное белье, матрасы, подушки и одеяла приятно порадовали своими вновь приобретенными качествами: к ним вернулись все признаки комфортности, столь свойственные этим предметам быта.
Дождь на улице не прекращался. Гроза ушла на восток, но ветер продолжал трепать обступившую дачный поселок березовую рощу, молодые яблоневые деревца на участках садоводов, мотал провода электропередач, к которым, впрочем, приют странников не имел никакого отношения. По проселку мутными селевыми потоками текли ручьи. В придорожных канавах кружились водовороты, шумели водопады и бурлили грязевой пеной плотины.
Иногда, вспомнив про Славкин дневник, Марат испытывал жгучее нетерпение. Его охватывало непреодолимое желание, бросив все, вновь предаться чтению, но всякий раз он через силу сдерживался. Торопливость, как верно подметил Настоятель, не пошла бы сейчас на пользу. Увлекшись поглощением страниц, можно было пропустить нечто важное, чего и сам автор написанных строк, возможно, в пылу накативших страстей не заметил. Исключительность документа обязывала к собранности. В отношении найденного вместе с дневником старинного манускрипта первое поверхностное суждение окрепло и переросло в убежденность.