Проект Деметра
Шрифт:
– Чему быть, того не миновать, – помолчав отрезала. Мужчина глаз прищурил:
– Где страж твой, почему право свое забыл?
– Мы с ним контракт на охрану не подписывали, – проворчала, и отвернулась, сообразив, что обида в ней говорит. Обида и на себя, и на Майльфольма.
С одной стороны она могла его понять, с другой нет. Но главное – смириться не могла. Чудо растоптанное покоя не давало, ныло словно душу оземь бросили.
– Беда, – опять протянул жрец. – Коль страж о праве забыл и тебе одной бродить дозволил – добра
– У нас с ним разные дороги. Ничего страшного. Это нормально, – уже спокойно и доброжелательно ответила. – Мне в Тоудер нужно, но, кажется, заблудилась.
– И голодна, – улыбнулся слегка. Развернулся и пошел к гуще деревьев у камней. – Яств особых не обещаю, но для светлых у меня всегда угощенье найдется. Идем дева, покушаешь, отдохнешь, а там и путь твой решится. Одной нельзя тебе. По округе стражи Эберхайма бродят, не иначе по твою душу охоту устроили.
– Что за Эберхайм?
– Злодей, – бросил, как тавро припечатал.
Они зашли за камни и показался круглый, но довольно высокий по сравнению с другими дом, участок вокруг был обложен в круг ровными, тесанными валунами.
Возле дерева притулился крепкий, высокий мужчина с косами у висков, с вплетенными бусинами. Кожаный нагрудник, рукояти мечей за спиной наводили на мысль, что это страж.
Мужчина изумленно глянул на гостью из-под насупленных бровей и, чуть дичась, поклон отвесил.
Эрика не отстала, чем сильнее изумила воина. Проводил ее растерянным взглядом до входа в дом и следом двинулся.
Эрика вошла за жрецом внутрь и увидела еще одного мужчину, сидящего за столом. Шелковая шитая рубаха и кожаные брюки навевали мысль о высоком положении мужчины. Он видно ел до появления девушки – миска перед ним стояла. Но тут выпрямился, выказывая гордую осанку и широкие плечи, замешкался, во все глаза, рассматривая незнакомку, и чинно приподнявшись, чуть поклонился.
Девушка тоже кивнула, села напротив:
– Здравствуйте. Эрика.
Мужчина молчал. Сложил руки на столе и, не мигая смотрел на девушку забыв о похлебке.
В нем угадывалась порода – высокий лоб, ржаные волнистые волосы обрамляли лицо и мягкое и суровое одновременно. Глаза яркие, яркие, светятся. Взгляд странный, ни пойми какой.
На переносице знак непонятный – ромб витой одним углом в горбинку на носу упирается, другим на челе в три волнистых линии к волосам уходит.
А от скулы через шею в вырез рубахи красный, широкий рубец протянулся. Видно – свежий и видно, что мышцы повреждены. Не иначе мечом с плеча рубанули. Однако как незнакомец выжил, Эрика не задавалась – сама уже у жреца побывала, знала, что местные эскулапы кудесники. Другое ее насторожило – напоминал ей кого-то мужчина, а кого вспомнить не могла.
Жрец поставил перед ней кружку, кувшин с молоком придвинул и миску с творогом.
– На здоровье, дева.
И сел во главе, руки на посохе сложил, улыбнулся:
– Честь великая. Двоих светлых разом
Ведовская промолчала. В миске творог ложкой помешала.
Светлый, значит? – глянула на мужчину с татуировкой. Молчит и взгляда не отпускает.
– Эрика, – опять на себя указала.
Молчит.
Немой? Или воспитание паршивое?
– Эрлан Лой, – встал за его плечом страж, руки на груди сложил и смотрит пытливо, почти как его товарищ, только с долей снисходительности и острого любопытства.
– Приятно познакомиться, – буркнула девушка, с холодком глянув на его хозяина – хоть бы пошевелился, " мяу" бросил.
– Как же ты без стража оказалась, светлая? – спросил жрец.
И что ему покоя не дает?
Девушка плечами пожала, лицом чуть закаменев, кушать принялась. Правда, взгляд напротив смущал.
– Вкусно, – кивнула жрецу и взглядом мужчине на миску указала – мол, у тебя такая же еда, ты жуй, а не глазей. – А вы? – обвела взглядом жреца и стража – почему не присоединяетесь?
Мужчины, все трое, как -то разом помрачнели и выпрямились словно отпрянули, словно холодный ушат на головы получили. Молчун так вовсе побледнел.
– Нечто обидели чем? – вкрадчиво спросил жрец, качнувшись к ней. Страж задичился, голову склонил, поглядывая с долей испуга.
Эрика насторожилась, сообразив, что что-то не так сделала или сказала.
– Нет, но видимо я вас задела. Чем только, не пойму. Поверьте, обидеть не хотела.
– Так "вы" – послышалось?
– Почему? – растерялась.
– За что ж приговариваешь?
Эрика нахмурилась:
– Не понимаю. Извините, но росла я в ином мире, потому не все здесь знаю, задеть могла ненароком. У нас "вы" – дань достоинствам – возрасту, чину, авторитету. Проявление уважения, вежливости.
Страж шумно вздохнул и выпрямился. Жрец перевел дух:
– Слава предкам, – прошептал, огладив бороду. – Посчитаем, что и не было ничего. Не знаю, в каком мире предки тебя берегли, светлая, но видно правда забыла ты обычаи дома родного. Непринято у нас без веских причин люд приговаривать, за черту жизни отправлять. "Вы" тому говорят, кого ты наказываешь, ведь тем волей своей в неравенство ставишь, за грань братьев отводишь. Хуже нет кары такой. Скажи прилюдно, так прокаженным лучше быть, чем с таким-то клеймом жить. Ты уж помни о том, дева.
– Спасибо что сказали, – кивнула искренне благодаря. Молока попила и спросила:
– Далеко ли Тоудер? Очень мне туда попасть нужно.
– Оно понятно, – чуть улыбнулся, на раненного посмотрел. – Слетаетесь. На то предки вам в помощь. Только негоже светлой без стража даже в купальню идти. Дождемся…
– Нет, – отрезала и голову опустила. Одна мысль вновь увидеть Майльхольма будила в ней боль, разочарование, горечь, обиду и… желание перечеркнуть все, посчитать недоразумением и начать сначала, быть вместе и вновь узнать чудо…